Go to English page!
ТОТАРТ
Наталья Абалакова и Анатолий Жигалов
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
(Вступительная статья к книге Н.Абалаковой и А.Жигалова «ТОТАРТ: РУССКАЯ РУЛЕТКА»)
В 1960-е г.г. независимые художники видели главную задачу в отстаивании права на самовыражение. Искусство этих лет, независимо от своих эстетических качеств, было знаком чего-то “иного” или, говоря по-другому, ценность этих художников и их продукции была в самом факте (или акте) их существования как указание на искомую зону свободы.
1970-е гг. были свидетелями важных эстетических изменений. Новые формы выражения в условиях наличной действительности нащупывают такие художники старшего поколения, как Э. Булатов, И. Кабаков, В. Пивоваров, Э. Штейнберг, В. Янкилевский и др.
Существенно новое вносят В. Комар и А. Меламид. Их концепция “соц-арта”, этого советского варианта “поп-арта”, реагирующая на инфляцию идей в отличие от инфляции вещей на Западе, снимает табу с идеологического клишированного языка и вводит его в обиход искусства, тем самым раскрывая стоящую за ним пустоту. Их последователи Донской, Скерсис, Рошаль (группа “Гнездо”) развивают эти идеи в своих акциях. Реакция на инфляцию слова находит выражение в соц-артовской поэзии Пригова, концептуальных “каталогах” Рубинштейна.
В Москве работают Римма и Валерий Герловины, также ориентирующиеся на игру языковыми и идеологическими конструкциями.
Самостоятельно развивается группа “Коллективные Действия” во главе с поэтом А. Монастырским.
К началу 1980-х г.г. многие художники, представители московского андеграунда, покидают СССР. В Москве, однако, выдвигается целая группа художников разных направлений, объединяемых некоторыми общими чертами, существенно отличающими их от художников 70-х г.г. Они начинают работать в разных жанрах. Перформансы, акции, инсталляции, объекты и проч. - вот далеко не полный перечень средств выражения многих из этих новых художников. Меняются привычные отношения художник - зритель. Зритель все больше вовлекается в процесс художественного творчества. Снижается уровень “политизации” и повышается уровень эстетики. Ощутимей становится “местный колорит”. В 1982 г. художники Н. Абалакова и А. Жигалов (Тотальное Художественное Действие), Н. Алексеев, В. Скерсис и В. Захаров (СЗ), группа “Мухомор”, М. Рошаль, А. Монастырский и др. проводят выставку на квартире Н. Алексеева и в 198З году еще три выставки-акции. Эти художественные события получили название АПТАРТ. Впрочем, на первом же коллективном мероприятии выявились явные расхождения в ориентациях участников. Большинство художников все больше шло в сторону визуальной продукции в духе New Wave. В дальнейшем перформансами занимаются только Коллективные Действия (КД) и ТОТАРТ (Н. Абалакова и А. Жигалов).
Наталья Абалакова и Анатолий Жигалов — московские художники, активные деятели неофициальной культуры. Начав творческую деятельность с первой половины 1960-х (А. Жигалов еще и поэт), с середины 70-х участвуют во всех значительных событиях этого бурного периода. С конца 70-х Абалакова и Жигалов начинают осуществлять совместный концептуальный Проект “Исследования Существа Искусства применительно к Жизни и Искусству” – Тотальное Художественное Действие, с 1983 г. ТОТАРТ. Стратегия авангарда, направленная на “исследование” пограничной зоны искусства, “линии водораздела” Жизни и Искусства, проблемы функционирования искусства в социуме и проч., сочетаются с тактикой постмодернизма: манипулирование различными культурными кодами, цитирование, работа с культурными “отражениями” и т.д. В начальной фазе Проекта Абалакова и Жигалов прекращают заниматься живописью, в которой вплотную подходят к потребности выйти из картинного пространства в реальное и полностью переходят на перформансы, инсталляции, проектирование, создание концептуальных текстов и текстографических проектов, 8—ми и 16—ми мм фильмов, являясь по существу одними из создателей параллельного кино, и проч. В 1981 г. в деревне Погорелово Костромской области по инициативе художников проводится Первый фестиваль перформанса. Художники принимают участие в создании МАНИ (Московского архива нового искусства), важного явления в развитии концептуального искусства этого периода. С 1982 по 1984 Абалакова и Жигалов активно участвуют в организации и реализации проектов АПТАРТ’а, оказавших серьезное воздействие на московскую художественную сцену и явившихся новым витком деятельности московского концептуализма. В эти же годы ТОТАРТ расширяет свою деятельность и реализует проекты в Таллинне, Тарту и Ленинграде (не считая участия в зарубежных выставках и mailart проектах). В 1986 и 1987 художники читают лекцию о ТОТАРТ’е и перформансе в Ленинграде и делают большие инсталляции на ленинградских независимых выставках. Со второй половины 80-х Абалакова и Жигалов возвращаются к живописи, в которой полемизируют с новым экспрессионизмом, соотнося его с опытом конструктивизма в собственных перформансах.
В конце 1989 г. в Глазго в рамках большого фестиваля советского искусства “New begginnings” проводилась ретроспективная выставка Н. Абалаковой и А. Жигалова “Works 1961—1989”. Параллельно проходила выставка Родченко и Степановой. Эти две выставки были замыслены устроителями как “ось” всего события. Выставка в Глазго составила ядро расширенной экспозиции ТОТАРТ’а в Москве в галерее “Садовники” (1990).
Новая большая экспозиция ТОТАРТ’а “Путешествие на край Д.” прошла в Москве в выставочном зале “Садовники” в феврале 1991 г. Зрителю предлагалось “социо—культурное путешествие” по торговым знакам (А. Жигалов), подбор и совокупность которых отражали социально—историческое бытие постсоветского субъекта потребления (и это новый и своеобразный поворот темы “найденных” предметов — “реализм”), а самим фактом дистанцирования от объекта высказывания обнажало механизм “языка” искусства. И яркое и эмоциональное (но с умело прикрытой цитированием и стилистическими аллюзиями иронией над эмоциональностью) “паломничество в страну Востока” (Абалакова), где стрелка компаса пляшет с Запада на Восток и с Востока на Запад, не позволяя паломнику четко сориентироваться по сторонам света и требуя совсем иных ориентиров. Было на выставке и непосредственное путешествие по графике-следам ног и рук – последний отчаянный “шаг” в сторону чистого факта и реализма.
В 1991 году состоялась большая выставка ТОТАРТ в петербургском “Манеже”.
В 1990-93 г.г. ТОТАРТ осуществляет ряд перформансов за рубежом - в Польше, Германии, Чехословакии, Англии.
Период 1988-93 - это время краха тоталитарного подсоветского пространства и “бума” русского искусства на Западе. Но — увы! — престижные выставки и коммерческий успех не могли долго продолжаться. Интегрирование постсоветского искусства, ни идеологически, ни экономически не подкрепляемого на родине этого искусства, не могло состояться. Волна интереса отхлынула, унеся с собой несколько избранных художников, а на гребне, по сути дела, одного Кабакова, оставив на песке целую плеяду художников, обогащенных, разумеется, новым опытом, но оказавшихся перед лицом необходимости снова обретать свое место на родине, где к этому времени появляется новое посттоталитарное радикальное искусство.
ТОТАРТ в силу своей радикальности и некоммерциальности оказался не подвержен соблазнам и разочарованиям этого процесса. На Западе Абалакова и Жигалов всегда участвовали только в культурных, т.е. некоммерческих событиях. И хотя, верные своей стратегии реагирования на вызов времени, они делали крупномасштабную живопись и инсталляции, в рыночный омут это их не вовлекло. Они продолжали развиваться и искать новые пути в новой ситуации. ТОТАРТ всегда открыт новому. От фотографии, как документации перформансов, художники перешли в свое время (с 1984) к (параллельному) кино (8-ми и 16-ти мм), затем все большее внимание уделяют видео. Последние годы делают видеоперформансы, предпринимая дерзкие попытки остановить мгновение: дать новое бытие живому действию в видеоинсталляциях.
Предлагаемая читателю (или зрителю?) книга ТОТАРТ: РУССКАЯ РУЛЕТКА, оставляя в стороне многие виды деятельности художников, отражает “антропологическое” и “социальное” ядро ТОТАРТ’а: антропологическое как синтез телесной, эмоциональной и рациональной сторон человеческой сущности, находящей выражение в живых действиях мужчины и женщины, в социальном плане являющихся “первичной ячейкой” человеческого сообщества и на протяжении двадцати лет “эманирующих” из себя этот трихотомный язык, сам себя познающий в своей тотальности и “общечеловечности”.
Эта книга, представляя собой документацию деятельности ТОТАРТ’а, авторскую и стороннюю рефлексию по поводу этой деятельности, вольно или невольно отражает “судьбоносный” этап в истории российского независимого искусства, поскольку ТОТАРТ развивался в контексте московского концептуализма, будучи полемичным и диалогичным по своей природе, отчего и выявлял себя в известном смысле как “другое” этого направления. Книга едва ли поддается жанровому определению. Да и книгой ее назвать можно только в силу того, что она предстает в виде печатной продукции. Основным стержнем ее является фото- и описательная документация перформансов и связанных с ними объектов и инсталляций. На этот вертел нанизаны три пласта текстов: “литературные” и “критические”, входящие в “текст” перформансов; авторские критические и разъяснительные статьи и статьи разных авторов, пытающихся рассмотреть ТОТАРТ со стороны. Другими словами, основное событие, некогда совершившееся и растворившееся во времени, имеет свой след в пространстве данного полиграфического издания в виде фотографии, не способной передать всю “реальность” совершившегося события. Этот “след” подкрепляется кратким описанием происшедшего, также не претендующим на исчерпывающую “реконструкцию” перформанса. Описание сопровождается указанием на некоторые “идейные” узлы работы, что, впрочем, относится, собственно, к новому слою интерпретации. Авторские тексты подобны луковичной чешуе, покрывающей улетучившуюся сердцевину, пустотность “следа”. Они суть конструкция, леса вокруг отсутствующего здания, реконструкция. Одни из них — “литературные” самодостаточны. Другие связаны с контекстом, в котором происходили события ТОТАРТ’а. Третьи — чисто идеологические обоснования и декларации, нередко в жанре “манифестов”. И, наконец, взгляд со стороны, попытка осмысления явления, порожденного “событиями”, зафиксированными в виде “следов” и текстов, т.е. в своем роде интерпретация интерпретации.
Вместе с тем, “шоковый” характер акций и перформансов Абалаковой и Жигалова, причем одинаково шоковый в, казалось бы, столь различных перформансах ТОТАРТ’а как “пороговые” ситуации “Черной серии” и ритуализация повторяющихся “банальных” жестов “Работы” или “Praesence, praesence” и др., построенных на принципе perpetuum mobile, что составляет одну из особенностей творческого метода этих художников, явно прочувствован и авторами, не присутствовавшими на них, что подтверждает мысль о том, что “след” может сохранять “энергию” и суггестию первичного текста-события, тем самым продолжая воздействовать на художественную реальность и так закрепляться в культуре.
Данная книга — первая попытка представить деятельность Абалаковой и Жигалова. И в этом смысле она — документ, требующий дальнейшего анализа и осмысления. В то же время она построена как развивающийся организм, тем более что это отражение этапа деятельности художников, продолжающих осуществлять свой Проект “Исследования Существа Искусства применительно к Жизни и Искусству”.
Москва
1997