БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

Рассказ В. Некрасова

(об акции "Десять появлений")

Можно начать с середины или даже с конца, с того момента, когда вытянулась ниточка и в руке оказалась записочка. Записочка, она была просто как бы обозначением, не то что текст, а- название текста- февраль 81 года, Киевы Горки, Московская область. Почему так? Потому что уж очень был силен момент натуральности всего этого дела. Авторам как-то удалось освоить все эти обозначенные в записочке предметы и заявить о том, что вот это все и есть их произведение- примите, пожалуйста, это к сведению. Ну, и, действительно, осталось только к сведению это принять. Действительно, произведение вышло очень удачным. Мне кажется, что и погода этому способствовала, вообще все сложилось очень хорошо. Вся штука в том, что все это было как-то очень хорошо направлено, и поэтому все ложилось как надо, ничего не мешало, а все только добавлялось. Вот, тащишь, например, эту ниточку, а у ниточки разные куски, она по-разному тянется: то зацепится, то идет, то провиснет. Я рыбу не ловлю, а то, наверное, у меня были бы еще какие-нибудь ощущения и ассоциации, когда что-то вытягиваешь из воды как вот из этого горизонтального пространства. Но и без рыбной ловли как-то все очень хорошо: нитка то взлохматится, то мокрая пойдет - вывалилась в снегу, а снег уже подтаял, то коры кусочек на ней. Я машинально выбросил этот кусочек, а потом подумал- эх, зря я это сделал, сейчас у меня все это смотается и это будет такой клубок, как бы другое пространство, в котором законсервирован весь этот день с подписью и печатью. Но какой-то кусочек коры у меня все-таки там остался, наматывалась та ниточка не на что-нибудь, а тоже на какие-то сучки здешние, обломанные - я на них решил мотать.

Надо сказать и об этой проработке, разработке пространства. Она происходила по радиусу, как бы по московской схеме- откуда-то и в разные стороны. Жалко, что не было вертолета, а то бы самое лучшее фото Макаревича было бы сверху- все эти расходящиеся трассы, хорошо освещенные солнышком- это было бы замечательно. Ну, не важно. В том-то и дело, что техники минимум, и вертолета не было, и даже лыж там не было, а все было сведено к самым простым вещам и очень кстати. Понятно, почему там не было лыж. Потому что это было бы неинтересно. И даже просто зрительно, графически, мы бы испортили, истоптали, исчеркали все это поле. И к тому же эта трасса не имела бы значения. Ведь здесь получился такой момент, что каждый шаг- он всерьез, надо было соображать - лишний раз в этом снегу не прыгнешь. Надо было как-то выбирать, идти осмотрительно и по возможности прямо. Очень забавно, когда, оглядываясь назад, видишь, что шел вроде бы прямо, а прямо не получалось. Идеально прямо только ниточка тянется, вытягивается по ровной линии, а ты идешь все время почему-то криво, из стороны в сторону, хотя это и не в твоих интересах. И, конечно, очень хороша эта ниточка была в лесу.

То есть весь этот момент очень какой-то игровой, или магический, или эстетический- и все это едино, как в детской игре, в которой это все обязательно есть. Есть это и в предметной поэзии - я имею в виду то, что я говорил об авторстве с присвоением Московской области, Киевых горок, самого дня- всего этого произведения, с которым и можно поздравить устроителей. И особенно поспособствовала этому ниточка, потому что с ней получилось как-то очень наглядно, смешно и интересно. Вот если бы я увидел эту нитку просто: вот она лежит- не удержался бы, конечно, и, если там вокруг людей нет, потянул, а что за ниточка? И вообще, если бы ниточку протянуть по всему полю и потом по лесу - как она пойдет? Это интересно. Это очень как-то естественно и здорово- как она цеплялась за все закорючки, за каждый ствол этой дороги. У меня получилось, наверное, еще лучше, чем у тех, кому не подвернулась дорога. А мне подвернулась в лесу дорога и она шла довольно криво. И вот нитка- можно себе представить некую ось, прямую, к которой тяготеет эта нитка, она хочет быть прямой в своем движении - и вот тут вокруг нее все эти извивы дороги. И вот как все эти отклонения отличаются друг от друга: где зацепится, где нет- все это очень интересно. Я был уверен, что не вытяну ее целой, что этого просто не может быть. И тем не менее я ее вытянул. Любопытно было бы узнать, сколько было метров в этой нитке, метров, наверное, 200 или 300. Наверное, это было расстояние от центра поля до края леса. Получилась какая-то поэтическая вещь. Наверное, это самая лучшая из всех вещей, которые я знаю. До сих пор самой четкой мне представлялась вещь "Время действия", в которой я не участвовал. "Место действия" - тоже была хороша, но как-то по- другому, в ней по-другому происходило обживание в этом мире, она была иная по прочувствованию и осмыслению, т.е. эта универсальная задача искусства там была очень выражена, но несколько более расплывчатыми средствами. Конструктивная сторона была, конечно, так и задумана, но, в принципе, она была как бы никакая. Или слишком подробная- что то же самое. И некоей путеводной нити для всего этого дела там как бы и не нашлось. Ну, может быть там - другой ход и все это было закономерно. Но, так или иначе с этой ниткой уж как-то особенно все это хорошо прочувствовалось.

Вытащив и прочтя эту записку, я воспринял ее как конец, "привет". Что, вот, товарищи такие-то это дело прекращают, о чем ставят вас в известность, приветствуют и желают вроде как счастливого пути. Да и весь этот путь по снегу без лыж был не легкий, вроде бы к тому, что назад ты не пойдешь, принимая во внимание условие: зайти так далеко в лес, чтобы поляну и видно не было. Смысл в том, чтобы зайти, а дальше - действуй по обстановке. А у меня получилось так, что я вышел к дороге и мотал свою ниточку не так энергично, как, вероятно, надо было- поэтому я зашел так далеко, что не только уже не видел поляны, но уже стал видеть противоположный край леса. И поскольку я шел по дороге, я подумал, что, видимо, мне как бы и следует идти вот до этого края леса, а там что-то есть, вон там уже и дома какие-то виднеются вдали. Что я и сделал. Отвлекаясь от этого мероприятия, должен сказать, у меня были такие соображения реального характера: ну как же это, может ли быть такое? Я подумал, наверное, может такое быть. Потому что я иду по дороге. Дорога оказалась точно в том месте, куда меня назначили, значит, возможно, меня на эту дорогу и поставили. К тому же в какой-то момент позади меня шевелился какой-то лыжник. Я не стал его рассматривать, потому что подумал: Бог его знает, может быть это какие-то заботы обо мне, меня опекают, может быть- да, а может быть- нет. А может впереди кто-нибудь дожидается. Или, если меня там впереди не ждут, именно потому, что я иду по дороге и к каким-то зданиям, то других людей в тех случаях, когда места более тупиковые, глухие как-нибудь специально и дожидаются. Я так прикинул: ну, что, десять направлений, направления три-четыре так просто к шоссе ведут. Значит, человек на пять, на шесть, на семь вполне можно рассчитывать - хватит и дорог таких, как у меня в разных точках леса (я по осени помню там довольно много разъезженных дорог). И, поскольку вот, скажем, Паниткова нет, то вполне возможно, что он, а также еще кто-нибудь, кого-то там встречают. То есть все так задумано, чтобы можно было не возвращаться. И вообще основополагающая идея- действовать по обстановке. У меня обстановка сложилась так, что вперед оказалось легче идти, чем назад. И хоть впереди снегу тоже много, но все же там показалась дорога, разъезженная тракторами. И вот меня как бы наставили: иди-ка ты по этой дороге. Я подумал, что, если там кого-то дожидаются, то вряд ли меня. Меня, из-за этой дороги, которая как бы приготовлена для меня, чтобы уходить, вряд ли будут дожидаться.

К тому же мне показалось, что я довольно долго ковырялся, долго сматывал нитку и, видимо, вышел из программы ожидания, если таковая и была. Короче говоря, решив так, я пошел. И с удовольствием как-то пошел, почувствовал какое-то естественное удовольствие от этой прогулки, что, вот, выходишь, лес кончается, а вот там что, а там, а там, а там; вот это, собственно, что есть, вот это и есть разработка пространства, по Монастырскому, по его этому самому завету, который он дал вначале, когда мы отходили от столика с катушками. То есть разработайте, товарищи, пространство. Ну уж, это, думаю, очень хорошо. Меня как-то удачно направили, я уж и разработаю его возможно основательнее, чтобы отсюда по этому направлению пройти и захватить кусок побольше. Вроде как у Льва Толстого- сколько человеку земли надо. Уж если прихватить кусок, так прихватить. Правда, мне немного мешало то, что нога болела. Тем не менее, как мне потом сказали, я вышел к институту кормов. Мне не сказали, что там поблизости есть станция электрички, я бы пошел туда. А я полез обратно на дорогу и возвратился на то же шоссе, по которому мы приехали. Я вышел, по-моему, к остановке автобуса- перед той, на которой мы вышли сначала. Может быть, если бы подвернулся автобус, который шел в сторону поля, я бы все-таки пошел на некоторое нарушение красоты и целостности этого произведения и вернулся бы назад из чисто житейских соображений: а вдруг там компания, тем более я договорился кое с кем повидаться. Но автобус в ту сторону не шел, а пошел автобус навстречу, а тут еще нога болит, а тут еще уверенность, что давно уже я всех пересидел, переходил и никто там оставаться не может. И я поехал спокойно на Лобню, сел в ближайшую электричку, которая шла минут через пятнадцать- еще какие-то люди за это время могли подойти, но никто не подошел. Я тем более уверился, что я последний. Приехал в Москву и сразу, как только вошел, мне позвонили Илья и Олег - они, оказывается, приехали позже меня и еще меня ждали на поле. Это меня несколько сконфузило. Я еще раз подумал, все свои соображения перебрал, почему я не пошел назад и решил, что тут, наверное, моего греха нет, а если чья-то ответственность, то, наверное, устроителей. Потому что ведь самое главное- это действовать естественно, по установке. Я подумал, что некоторая такая бесцеремонность, как по анекдоту: старушка приходит к батюшке и говорит, вот, батюшка, идешь, идешь, идешь, а он ей говорит: знаешь, бабуся, видишь дверь - иди, иди, иди, иди..., т.е. такая бесцеремонность в общем-то в рамках этого мероприятия изначально. Потому что я ведь сам согласился и пошел. Ведь в любой момент, когда я почувствовал, что будет сложно, я мог бы повернуться и пойти назад- что же, меня не побили бы ведь, наверное.

Тут была сбалансирована реальная трудность и символическая трудность. Вернее, назначение этой трудности оказалось как бы учтенным. Правильно направлено с самого начала, правильна конструкция этой вещи, и тут никаких ошибок, накладок быть не может. Эта сторона подобных мероприятий всегда довольно щекотливая. А потом мне как-то вообще такие вещи по душе- с подковыркой. Все это мне кажется не более бесцеремонным, чем, скажем, моя собственная авторская бесцеремонность в каких-то стихах, когда я, например, начинаю читать уже выслушанную часть текста. То есть мне это близко по методу и по степени некоторой издевки, мне это кажется вполне возможным. Другое дело, как я думаю, вот для человека с иным самочувствием или при другой погоде это могло как-то и задеть. Впрочем, не знаю, а так, как получилось, получилось хорошо. А потом оказалось, что никакой издевки-то и не было. Оказывается, было запланировано именно возвращение.

Если отнестись к возвращению как к части акции, то это, как мне кажется - уже другая акция. Это уже что-то другое, отдельное и даже поставленное как-то парадоксально по отношению в первому как нечто вредное ему и неожиданное. Потому что это нарушение первой части, полемическое к ней отношение. Ведь в первой части как-то все очень закончено, эта идея трудности, и записочка, которая рвется, как очень хорошо сказал Жигалов, как пуповина рвется, когда записка приходит. Записка не инструктивная, а она - точка, конечно. Мне кажется, что ход с возвращением - он как бы запасной, он задуман для оформления как бы косного. Смешнее всего в этом смысле у нас оказалось с Жигаловым. Эти фальсифицированные фотографии "появлений" у нас оказались дважды фальсифицированными.

Мне кажется в этой вещи еще была хороша графика, фактура следов на снегу. Вот идешь и видишь как красиво из центра по десяти направлениям десять этих следов. Испытываешь эстетическое удовольствие, прикладываешь старание: вот трудно, хорошо, так и надо. Опять, оказывается, сбалансирован момент трудности и осуществимости.

То есть здесь какая-то естественная трудность, она одновременно и игрушечная, и значимая. Тут масса, целый клубок аллегорических и символических смыслов, которые и не стоит упоминать. Это вещь само собой разумеющаяся: вот это вот нить, вот это вот - путь - понятное дело. Но это даже не очень интересно, а интересно то, из чего они вырастают, т.е. из реального физического действия, переживаемого эстетически. Переживаемого как удовольствие, как игра. И не в последнюю очередь потому, что очень ощущается эта графика прохода по снегу (кстати, хорошую погоду надо брать, конечно, в соавторы). А потом ее заменяет уже иная графика, конкретная. Сначала была графика традиционная - на поле как на листе бумаги, а потом - не знаю, как сказать, более современная, что ли, коллаж, ассамбляж- т.е. как ниточка идет.

А, в сущности, что я делаю? Я описываю впечатление от очень интересной прогулки, очень приятной. Наверное, каждую прогулку можно описать в таких выражениях, только каждую прогулку не станешь описывать и не стоит этого делать. А здесь вот тот самый случай, когда - не будешь же ты описывать каждый листочек или камушек, как говорят японцы, а всего-то и делов: взять и наложить на этот камушек рамку. И вот окажется- искусство. Ну, в общем, так оно и произошло. Наложили устроители вот такую рамку и спасибо им за это дело, и все в порядке.

Я хочу еще раз повторить, что, наверное, это самая удачная вещь из всех, какие я знаю. Она очень полноценная. Здесь все претензии к такому искусству, что мол, оно слишком "искусственное" или как бы дефектное- все претензии такого рода здесь не пройдут. Потому что здесь есть все, что присутствует в любом нормальном лирическом произведении, причем присутствует основательно, когда автор уже давно сжился со своим методом и все построено как надо.

* * *

Тут сидел еще один образ, и сильный - образ центробежного движения, силы, которая из центра по кругу (еще и круг, в самом деле) раскручивает и посылает как можно дальше, как Гек Финн дохлую крысу на веревочке, или как метатель молота. Собственно, и кончик нити, который пришел с записочкой- оно не столько пуповина (пуповину не в жизнь не видел), сколько именно такой вот хвостик позади движения - еще щелчок, чуть подстегнули - привет, лети, мол, дальше.

Смотал? А теперь уматывай.

Появления появлениями, но, по-моему, все-таки основной фактор, основной материал этого мероприятия - это зависимость. Выражаясь буквальней, по подсказке устроителей и реквизита - связь, связующая нить. Зависимость и не зависимость. Как одно переходит в другое, каким образом, при помощи каких иных, новых качеств.

Сперва странная картина- по команде (почему-то) десять фигур берут по кончику нити и бредут (почему-то) в указанном им направлении. Конечно, в первый момент натянута довольно-таки не только ниточка, но и вся ситуация. Тут не то что зависимость, а просто команда- пошел! И идешь. Но именно в первый момент, а все начинается только со второго. Ты идешь, тебе уже интересно. И дальше больше. Интерес не в интриге- что там будет (особого-то вряд ли чего), интерес интереснее: именно интересно самому, что сам идешь, как идешь, как там ниточка... Пока по полю ниточка и следы по снегу -чистейшая графика на листе. В лесу ниточка не так по снегу, как по сучкам, по деревьям - это уже не графика, поавангарднее что-то, лес-арт, не знаю что - во всяком случае чистейшая предметность. И зависимость под вопросом - поляну, начальство не видать, и катушки.

Нитка уже смотана (теперь сам намотал, на свою катушку, какая ни есть)- и вот третья степень, нитка в коконе, в кармане, с ниткой все, она уже не связующая. Зависимость окончилась. Так ли? И вот тут самое интересное. С точки зрения искусства - уже, значит, не графика, не другой какой арт, пускай с самыми минимальными материалами и атрибутами - все, теперь нет никаких материалов - вроде как арт перешел в никакой не арт. Хотя в общем-то все то же самое, переход такой естественный и плавный, что почти и незаметный. Получается, между прочим, что-то вроде модели эволюции искусства к чистому ситуационному концепту поэтапно, тремя ступенями - эволюции с точки зрения именно концепта, естественно ... В общем, материала не то что нет - так не бывает, наверное, а для меня как бы нет, просто материал для меня не ощущаем -теперь материал это я сам. Ну, и то самое окружающее пространство, про которое меня предупредили, что придется мне его разрабатывать... И что пространство, во-он где дома, могли бы быть и поближе... И выходит, пространнее даже, чем хотелось бы, пожалуй... Материалом эти наши отношения с пространством, эти нормальные игры с транспортно-пространственными проблемами, ради которых мы все ходим на прогулки и в турпоходы - материалом они теперь служат для устроителей и для меня самого. Вот та точка - когда катушка не у них на дощечке, а у меня в кармане, полянку больше не видно, а опушка уже виднеется- эта точка, по-моему, пик всего мероприятия, пик концепта. Когда я сам- и материал, и сам автор, сам устроитель: на то и концепт. "Собака, собака, (говорит собака собаке) - знаешь, что такое условный рефлекс? Вот плюнь в кормушку - увидишь. Сейчас прибежит этот чудак в халате". Теперь мы с устроителями держим друг дружку за хвост куда лучше, чем за капроновую ниточку - именно когда прибежал по снегу, как мышь, хвост ниточки с запиской. Кстати, в записке, где текст, могли бы, наверное, стоять и фамилии нас, запущенных - а что, мы тоже февраль, чем мы не Киевы Горки, не этот день, эта погода и это меcто - чем мы не текст, не материал? Только тем, что и они теперь у нас - материал некоторым образом? Так можно и их сюда добавить, можно и нас приписать к - подписям... Потому что правильно пущено - как кричали когда-то молодые мхатовцы, именно пущено - сильнейшая, по-моему, сторона концепта - векторность. Он целит вовне, естественно норовит стать всем, избавиться от последних остатков атрибутов искусства, чтобы и корня этого не слышалось (по известной антиномии- искусство-творчество), встать в жизнь, в реальный ряд не как бы, а на самом деле- или как бы не как бы, а на самом деле, по экспоненте... Он прежде всего открыт именно реальной ситуации. Все правильно - он вектор. Пущено, и ниточка - для хорошего запуска, чтоб порвалась со звоном, а не чтобы вытягивать из Каштанки назад кусочек сала, я так думаю. Во всяком случае, 1 февраля эта сторона дела была явно, по-моему, на первом плане. Именно заходя с этой стороны видишь, что самым сильным вышел самый важный момент: стык действия с житейским планом. Верней, не стык, не скажешь стык- тут не стык, а тут самый узел. О буквальной зависимости больше и речи нет - я вне зависимости, в независимости, зато я в замысле. В том-то и дело. Мои 36 градусов на местности все шире, и так и надо, так оно и задумано - чем шире, чем дальше, тем, оказывается (и этот момент самого-самого дыхания действия) лучше я исполню ту самую задачку по разработке пространства ( не помню - освоению...). И чем мне вольней, тем я- как сказать- орудийней (так говорит Гройс). И если не буду выпендриваться, то эту свою волю я естественно должен буду использовать, сделав такой крюк через институт (как потом оказалось) кормов имени Вильямса, какого просто так, за здорово живешь, делать сейчас не стал бы. С одной стороны. Но со всех других сторон оказывается еще дальше и неудобней.

И опять все идет по самой оси конструкции, по трассе запуска полнейшее единство житейской, реальной стороны и всей затеи. Теперь уже затея неизвестно когда и кончится - когда, что ли, я уже разработаю все пространство, все концы света, какие мне на свете положены - так что ли понимать? Давно уже кончилось собственно действие, и постепенно растет подозрение, что теперь оно уже и не кончится вовсе. По Шолом Алейхему - чем сапожник похож на человека: сапожник когда-нибудь умирает и человек когда-нибудь умирает. Концепт тяготеет к универсальности и бесконечности, и любое искусство тяготеет к тому же. Просто у концепта это выходит не то что лучше - ни у кого не лучше, у всех лучше - но- нагляднее...

Как иерархия степеней: управление, примыкание, согласование... И согласование сошло на нет, меня совсем пустили гулять, но именно что пустили, хоть я и сам иду, нисколько я уже не играю, хочу только добраться домой- но делаю все как надо, сам чувствую, не знаю уж как сказать- тем не менее или тем более...

А назад почему не пошел? Не пошел вполне искренно. Все этапы оказались в идеальной пропорции просчитаны, чтобы вытащить меня к институту кормов и далее, просчитаны на одностороннее движение, на векторность. Сначала до опушки было ближе, чем до полянки (а еще раньше с края полянки казалось, что до этой точки (скажем, точки А) ближе, чем назад до серединки полянки. На опушке уже точка Б- от нее видно, что до утоптанной (более-менее) дорожки ближе, чем до той же полянки во всяком случае.

На дорожке в точке, пускай, В, видно, что настоящая дорога уже вот она, не больше пол-километра.

А там точка именно что Г, откуда обнаруживается, что дорога эта идет несуразно, не куда надо- но назад идти (по снегу-то) уж и вовсе немыслимо. Уже и полы обчистил, и ботинки вытряхнул... Знать бы раньше... Все как в жизни, короче. И все время так.

Есть, конечно, тут и издевательство, вопрос только: чье? Не мое ли собственное, раз мы все тут такие собрались концептуалисты?

И опять же все в полном единстве даже и с давно оставленной, превзойденной (казалось) эстетической стороной: чего же графику портить?

Такой мятый, двойной след и Макаревич с вертолета снимать не будет - не фактурно. И опять же я - как карандаш, рисующий инструмент, оказываюсь тут вполне заодно просто со своим опытом. Назад по своему следу идти не только скучно, но и просто трудней, чем по целине. Утаптываться снег начинает может после третьего, но не после первого прохода. Хоть пешком, хоть на лыжах. Хотите спорьте, это мое мнение, а идти мне. Так лучше не идти. Хотя идти назад как будто и можно (представляю, как бы это все Миша описал, Соковнин: сама интонация ситуации - чистый "Варпус"). Просто все, вся стальная конструкция, вся направленность за то, что это будет нелепо- и сразу со всех точек зрения. Реальной и какой угодно. И вот тут еще момент, когда конструкция может показаться подозрительной именно такой избыточностью -к чему бы она? Нет ли тут подвоха? Если все пихает в одну сторону, в один голос только и твердит "слушайся, слушайся"- может, это неспроста - тут-то и подумать: а послушаться ли? Вот здесь может быть, самый интересный и содержательный момент всей затеи. Момент, когда само собой разумеющийся, с самого начала заложенный и потому требующий не только разговора, но, собственно, и осознания аллегорической, смысловой план (путь, нить и т п.) заявляет о себе, да так, что оборачивается основной проблемой, и самой что ни на есть концептуальной, требующей активности- это мне сейчас ее решать.

Так как же все-таки понимать этот замысел, этот промысел творцов, понимаете, которые окончательно себе присвоили, как свой текст, все окружающее пространство, мной сейчас разрабатываемое, и всю ситуацию и меня в ситуации - понимать его как благой промысел или как?... Благой или плохой? Ведь не зря все это названо кем-то: хэппенинг "Разброд и заблуждение". Или - сам себе Иван Сусанин. Очень похоже на демонстрацию такую: вот мы сейчас соберемся, вот пойдем в разные стороны, и вот посмотрите- больше вы и сами не захотите вернуться сюда, собраться, хотя час-два назад ни о чем таком не думали... И уж тут моя воля- Ах, так, ну тогда возьму и назад пойду, специально. Подумаешь... Будут тут еще из себя фатум ставить... Да, но как подумаешь по снегу переться... Ну, положим, допахать можно бы, если уж так надо именно возвратиться... Что значит надо, кому надо?.. Собственно, ясный, чистый, поэтически-сюжетный случай, случай тот самый- как же не восстать? Полагается возвратиться... Между прочим, в Гайавате вон тоже возвращались- и такой был поэтический случай... Да плевать на все эти выдумки- я с Олегом договорился, с Ильей, Иру Пивоварову просил стихи взять... Стоп, уж это дела никак менять не может, это предусмотрено все, запрограммировано, за скобки вынесено с самого начала- я и до сих пор уходил дальше совсем не потому, что собирался уходить дальше, нисколько я не играл - значит и все так же, и теперь, небось, давно там нет никого- не то бы и у меня все было не так, а по-другому.

Словом, план действия и план действительности так оказались сбалансированы, слиты, на всех этапах, так все выстроено, что пришлось придти к выводу: вернуться можно бы, конечно, в принципе, но явно это было бы нарочито, неискренне как-то, и самый этот высветившийся вдруг сюжетно-лирический пласт живей гораздо будет вот так, в потенции, а при реальном неуклюжем возвращении скомпрометируется, пожалуй, именно такой нарочитостью, и сам весь выйдет навязчивым, надуманным, искусственным. Словом - жизнь похожа на затею - (а не принять ли термин, кстати, - затея?). Из затеи не выскочишь, и из жизни не выскочишь - если затея правильно пущена. Жизнь-арт выходит, так надо понимать. И вот что я думаю. Так чисто получилось все-таки именно за счет вектора, за счет того, что на самом деле затея была в одну сторону. В обратную же (возвращение) она все-таки не работает, и требовать этого, чтобы и тут работала - стоит ли? Пусть тут остается простой такой житейский, технически-организационный - словом, косный момент. Это, мне кажется, за скобками. Т.е. возвращение - вне затеи. А "появление" с фотографиями, как оно было - это скорей все-таки отдельная, уже другая затея - затея с использованием, обработкой хвоста этого внешнего момента. Хоть сама по себе затея тоже занятная - особенно применительно к не появившимся, наверно...

февраль 1981 года.

(Первая часть, собственно "рассказ", расшифрована с магнитофона.

Вторая часть перепечатана с рукописи).