БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

Рассказ С. Ромашко

(об акции “Н. Алексееву”)

В инструкции, которую мне дали прочитать, все было ясно, кроме, пожалуй главного: каков смысл действий, мне предписанных. Естественно, что все время, пока я следовал за Никитой, сознательно или подсознательно я пытался найти какое-то решение, в особенности потому, что конец моего действия не был точно обозначен - я должен был найти какой-то знак и выход из ситуации (при том, что ничего не знал о том, какова будет эта “ситуация”). Но все это было моим побочным занятием, поскольку основная задача была - следовать за Никитой, сосредоточив внимание на его голове. Дело в том, что хотя в инструкции и говорилось, что сосредотачивать внимание на его голове нужно только тогда, когда он не держит руки за спиной, Никита ни разу не заложил рук за спину, так что сосредоточенность на его голове была постоянной и довольно быстро превратилась в довольно монотонное занятие. Сочетание этой монотонности с обстановкой, в которой происходило действие (довольно большая шумная улица, несколько раз мне приходилось переходить улицы, в том числе и на красный свет, поскольку я должен был сохранять дистацию - нельзя сказать, чтобы моя задача была простой) создавало несколько странное состояние, я вспомнил о практике буддийских монахов, которые учатся произносить молитвенные тексты, думая все время о другом. Затылок - не слишком богатое поле для созерцания, но некоторое время я мог его разглядывать (изучая форму головы, посадку, соотношение головы и шеи и т.п.), поскольку обычно, видев человека не раз, мы не сосредотачиваем на этом внимание и в памяти присутствует только смутный образ. Некоторое время я наблюдал игру света и тени на голове Никиты, затем рубеж, за которым интересного уже нет, оказался пройденным. Сколько будет продолжаться мое следование, я не знал, но минут через десять стало ясно, что оно будет довольно долгим.

После примерно получаса движения по прямой Никита неожиданно свернул направо и, пройдя по небольшому туннелю (в этом месте метро выходит на поверхность и нужно пройти под путями) углубился в переулки. Когд,а Никита опускался в туннель, ему пришлось нагнуть голову - насколько, рассмотреть я не мог, потому что находился наверху и на несколько мгновений потерял его из виду. Почти автоматически отметив этот факт, я сначала подумал, что это нагибание головы ничего не должно значить, поскольку оно было вынужденным. Но дальнейшее навело меня на другие мысли. Оказалось, что проход через туннель разделил все действие на две части. Если до того Никита шел по шумной улице, двигаясь по прямой довольно быстро (такое движение по улице невольно ассоциируется для нас с каким-то деловым состоянием), то после тоннеля мы попали в тихие переулки и дворы, почти безлюдные, Никита явно замедлил шаг, часто менял направление - это было какое-то праздное блуждание. Контраст был настолько сильным, и ситуация приобрела такое ясное построение, что я подумал: а может быть это и есть тот самый знак? Тем более, что инструкция предупреждала: знак может быть самого неожиданного свойства. К этому времени прошло около часа, у меня появилось ощущение, что действие подходит к концу, и Никита держал себя так, словно он чего-то ждет. Тут-то у меня и появилось предположение, что инструкция для Никиты могла быть составлена таким образом, что он ничего не знал о нагибании головы как знаке (скажем, ему был указан маршрут с тоннелем в расчете на то, что ему придется нагнуть голову), подобные проекты мы как-то обсуждали с Андреем. В таком случае действие оказывалось для меня незаконченным. Поэтому я приблизился к Никите сзади (я все же не решился сразу прервать его) и позвал его. Он никак не отреагировал, так что стало ясно, что я ошибся. Я снова отстал, восстановив прежнюю дистанцию и решил ждать окончания. Ждать пришлось недолго, через несколько минут мы вышли к Сокольникам и Никита опустил голову. Перейдя на другую сторону улицы, он остановился и обернулся. Я подошел к нему и мы узнали друг от друга, в чем состояла задача каждого из нас по инструкции. Я был очень рад, когда выяснилось, что мое преждевременное вмешательство не только не нарушило ход действия, но даже внесло в него (для Никиты, на которого была рассчитана акция) еще один содержательный момент.