БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

Рассказ Н. Алексеева

(об акции “Н. Алексееву”)

Эта последняя акция была сделана как-то непривычно быстро. Андрей сказал мне о ней всего дня за три. Я не знал ничего о том, что она должна из себя представлять и не очень хотел знать: мне был интересен момент “слепого” вхождения, раньше я всегда участвовал в подготовке наших работ. Некоторые подозрения у меня все же были: я был уверен, что мне надо будет выполнять какие-то инструкции, и почему-то думал, что мне придется долго стоять на месте. Правда, когда я приехал в Сокольники, то вспомнил, что это любимое Андреево место гуляния и подумал, что наверное, надо будет ходить. С утра я очень плохо себя чувствовал и в довершение у меня были неудобные ботинки, так что момент “преодоления себя” (потом обернувшийся вполне ощутимыми физическими мучениями) присутствовал с самого начала. Это для меня важно, поскольку я не знаю, как пережил бы эту работу, если бы она мне далась легко.

У метро меня встретили Гога и Андрей. Андрей был очень сосредоточен. Он дал мне зонтик и сказал удивительные слова: “Пользуйся, если будет дождь, а если не будет - не пользуйся”. Потом они отвели меня в какой-то двор, дали мне прочесть инструкцию и Андрей, отойдя шагов на тридцать, встал ко мне спиной. Я несколько раз прочел инструкцию, хотя она была очень проста, и стал ждать, когда Андрей пойдет. Тут Гога обмолвился, что ходить придется долго. Ждал я, наверное, минут семь и ожидание меня начало раздражать - хотелось, чтобы можно было начать двигаться. Наконец, Андрей пошел и я за ним. В первый раз он заложил руки за спину довольно скоро, но на короткое время. Видимо, потому, что я был заранее настроен, мне легко удалось сосредоточиться на его руках. Всякий раз, как он убирал руки, мне хотелось, чтобы он опять заложил их за спину. Интересно, что сперва я, хотя и понимал этот жест как сигнал внимания, главный структурный элемент, руки Андрея, сложенные у него за спиной казались мне похожими на что-то - сначала на какой-то мясной калач, висящий у него внизу спины, а потом на дурацкой формы узелок. Это было несколько неприятно. Мне пришлось сделать усилие, чтобы избавиться от этих ассоциаций. Потом руки стали просто руками, но наделенными особой значимостью, чрезмерно существенными, что ли. Наконец, пожалуй минут через сорок, всякого рода метафоризация вообще исчезла, так что к моменту, когда Андрей начал разнообразить свои движения руками, что-то брать в них, это мне совершенно не мешало сосредоточиваться на его руках и вообще никак на меня не действовало: ощущения стали совершенно свободными от ассоциативных или каких других связей. Естественно, я прекрасно видел его действия, как-то интерпретировал их, но они были, так сказать, акциденциями постоянной “субстанции” рук. Видимо, такой процесс развития образа вполне обычен. Примерно то же самое происходит при многократном повторении слова: сперва оно кажется похожим на что-то, потом делается бессмысленным и тавтологичным, а потом снова приобретает актуальное значение. Но в этой акции он для меня прошел очень ярко, и момент, когда я перестал нагружать чем-либо то, что я видел перед собой, оказался для меня очень положительным и проясняющим.

Минут через 20-30 после начала движения у меня стало накапливаться странное ощущение движения. Хождение по городу путаными дорогами, бесцельное петляние (хотя у Андрея была цель, мне неизвестная) мне хорошо знакомы, но обычно я занимаюсь этим один и, самое главное, в этом хождении для меня важно преодоление пространства, расходование времени, то, что я за это время успею придумать, увидеть. В настоящем же случае все было иначе: важно было расстояние между мной и Андреем, а не то расстояние, которое мы преодолевали. Разумеется, реализация расстояния между мной и Андреем и была только возможна благодаря пространству, в котором это расстояние приближалось к точке, но не делалось ею. В какой-то момент я ощутил, что Андрей не просто тянет меня за собой, что мое следование за ним каким-то образом на него действует, что я формирую это хождение на равных с ним правах. Правда, в самом конце, когда Андрей начал идти очень быстро, мы оказались в людном месте у Преображенки, а я уже сильно устал и у меня очень болели ноги, и, главное, я понял куда он идет, это ощущение у меня пропало. Здесь, кстати, о вещи, показавшейся мне во время акции неприятной: в начале мы два раза проходили мимо сокольнической церкви, потом примерно в двух третях пути вышли к еще одной церкви и, наконец, путь окончился у церкви возле пруда на Преображенке. Такая география мне показалась тогда нарочитой, хотя теперь я считаю, что это было правильно, тем более, что третья церковь оказалась на нашем пути случайно.

Возвращусь к ощущению важности дистанции: для ее формирования значащими были ритмические вариации в скорости движения от бега до полных остановок, повороты, когда я терял Андрея из вида, люди и предметы, которые заслоняли его, всевозможные его действия (движения руками, предметы, которые он брал в них - кирпич, камень, палка, лист дерева, часы, зигзагообразные шаги и т.д.) и, наконец, остановки. Первым, очень важным моментом, был момент, когда он пошел, не оглядываясь, назад - я, естественно, тоже. Вторым - когда он, увидев бегущего человека в спортивном костюме, побежал ему навстречу. Третьим таким моментом был момент, когда Андрей, подойдя к берегу пруда, прислонился к бетонной плите, закрывшей его от меня выше пояса, заложив за спину руки. Я их не видел, но знал, что они там.

В основном остановки мне были неприятны, я сейчас даже не очень понимаю, почему, но я все время ждал, когда же он опять двинется (особенно это было так, когда Андрей долго смотрел через сквозной забор на футбольный матч. Как он мне потом сказал, футболисты его на самом деле заинтересовали). Пожалуй, единственной остановкой, меня обрадовавшей, было стояние на другом берегу пруда, над водой. Все эти вариации, как намеренные, так и не зависевшие от Андрея или меня, создавали фактуру акции, выводили ее из чисто конструктивного состояния.

Как я уже писал, к концу первой части акции я очень устал. Поэтому, когда я почти прибежал вслед за Андреем к церкви и увидел опять Гогу (перед этим он встретился нам в начале пути) и Колю, мне хотелось, чтобы все это скорее кончилось. Я даже не испытывал особой радости от того, что увидел их, хотя вопрос, где находится Коля, меня поначалу занимал. Андрей куда-то пошел, Коля меня остановил, став у меня на пути (я намеревался следовать дальше за Андреем), поставил меня спиной к воротам - я понял, что оборачиваться мне нельзя - и стал читать мне текст второй инструкции. Текст был совершенно непонятный, Коля читал его очень невнятно, я ничего не понял, он прочел его опять, не давая мне в руки, - я снова мало что понял, - тогда он своими словами объяснил мне, что нужно делать. Меня необходимость ходить еще час очень расстроила (у меня было ощущение, что вся кожа с ног у меня уже содралась), и я даже спросил, нельзя ли пользоваться транспортом, что мне не было позволено. Ничего не оставалось и я очень медленно поплелся в сторону Сокольников, так как не представлял, куда еще можно отправиться. Дойдя до моста через Яузу я подумал, не пойти ли вдоль нее вниз, но решил, что оттуда трудно будет потом выбраться и пошел дворами через Стромынку. Я там жил до четырех лет и ни разу с тех пор не бывал, поэтому решил использовать случай. У меня не было никакого желания оглянуться и узнать, что позади меня, впрочем, не очень интересовало и то, что впереди. Вообще, после конца первой части я как-то сник; моя полная предоставленность себе оказалась мне вдруг ненужной, ситуация из рабочей превратилась в просто физически мучительную. Кроме того, мне стали неприятны указания, бывшие почти цитатами из книги по магическим верованиям; я не представлял, каким образом я могу выйти из ситуации без дальнейшего цитирования.

Пока я шел, у меня несколько раз было впечатление, что за мной кто-то следует. Я был уверен, что это Андрей, Гога и Коля или кто-нибудь из них. Дважды я услышал за спиной свист и решил, что он адресован мне. Потом, уже незадолго до истечения часа (я об этом, однако, не знал, так как часов у меня не было и время для меня тянулось медленнее, чем на самом деле) я услышал, как кто-то меня зовет, довольно неуверенно. Я не стал оборачиваться, мне было не интересно, а кроме того, я почему-то решил, что это, так сказать, запланированные “искушения”, направленные на то, чтобы я превратился в камень. Потом я вышел к сокольническому парку и увидел на часах, что время уже вышло. Я прошел еще метров сто, прижал голову подбородком к груди, как было велено, и пошел дальше. Никакого знака не последовало. Примерно через минуту, уже у самого метро, я на всякий случай обернулся и увидел Сережу Ромашко. Оказывается, он шел за мной весь час, следуя инструкции сосредоточиться на моей голове, если я не закладываю руки за спину (по-моему я ни разу этого не сделал) и окликнуть меня (? - А.М), когда я опущу голову. Его голос я и слышал (см. рассказ С.Р.).

Акция, таким образом, окончилась для меня (и, кажется, для Сережи, не знавшего о первой части) совершенно неожиданно, каким-то обрывом. Выхода из ситуации никакого не было. Нам было неясно, что делать дальше, я только радовался, что больше никуда не надо идти. Мы подождали некоторое время у метро в надежде, что кто-нибудь появится, и тут я чуть не упал в обморок. Потом я поехал домой, не думая, по-моему, ни о чем, кроме того, чтобы скорее добраться. Когда я оказался дома и немного пришел в себя, я начал вспоминать события и тут постепенно произошел “выход из ситуации”, несколько запоздавший, но тем не менее определивший для меня уже к этому времени вчерашнюю акцию. Потом вскоре позвонил Андрей и разговор с ним явился, по сути, границей акции (первой границей был мой с ним разговор вечером накануне).