БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

ТОТАРТ: Наталья Абалакова и Анатолий Жигалов

ДВАДЦАТЬ ОДИН ПАЛЕЦ ИЗ ЖИЗНИ ХУДОЖНИКОВ, ТОТАРТ, 1994

ДВАДЦАТЬ ОДИН ПАЛЕЦ ИЗ ЖИЗНИ ХУДОЖНИКОВ

Акция/Текст

1994 - Галерея «21», Пушкинская 10, Санкт-Петербург. Графика, тексты.

1999 – Spider&Mouse, Москва. Публикация книги «Двадцать один палец из жизни художников».

Проект представляет собой 21 графический лист, сопровождаемый 23 листами текстов. Каждый графический лист презентирует обрисованный палец художника. Мужское тело, женский голос. Мужчина обрисовывает, женщина комментирует. Мужчина действует, женщина рефлектирует. Каждому члену соответствует “описательный” текст, отсылающий по своей стилистике к китайской средневековой литературе или эпохе революционных событий в Китае 1920—х г.г. и обрамленный “препарированными” выдержками из критических эссе русских авторов начала века.
Задача обрисовывания естественно предполагает рассмотрение поверхности листа как некоего “природного” или “археологического” пространства, на котором художник оставляет свой след. Сам процесс обрисовывания, обведения ножом или краской части собственного тела по контуру является своеобразным первозданным субъект-объектным актом, некой границей между чистой природой и искусством. Обрисовывание - первое творческое движение, в котором сочетается самоотождествление и образ. Это одновременно еще не искусство и уже искусство. Граница как таковая. Между отсутствием языка и его зарождением. Отсюда амбивалентность жеста. Это сочетание насилия с жертвенностью. Оставить часть себя и утвердить свою волю к власти. Часть тела оказывается первичным элементом или знаком, из которого возможно создать целый космос — мирополагание и изначальное мифологическое описание жизненного процесса. Хрупкость материала соответствует нарциссическому самоутверждению, граничащему с самоистреблением. И только системосозидающая последовательность действий позволяет усмотреть в бессмысленности исчезающих письмен залог прообразующих символов неподвластной тлену забвения и смерти культуры, смертного детища Логоса. Бренность образов усугубляется и остраняется тем, что члены обрисованы под копирку. Сопроводительные тексты (иронический женский голос в этой симфонии), являясь самостоятельными “литературными” произведениями, погружают визуальные объекты в мифологический субстрат, осажденный солями “структуралистского” анализа, что в целом порождает двусмысленную ситуацию самоагрессии и членовредительства с хладнокровным комментированием процесса.

21 палец в Спайдер-Маус, 1999

21 палец в Спайдер-Маус, 1999

21 палец в Спайдер-Маус, 1999