БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

ТОТАРТ: Наталья Абалакова и Анатолий Жигалов

«ТОТАЛЬНОЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ДЕЙСТВИЕ» ОСУЩЕСТВЛЯЕТ ПРОЕКТ «ИССЛЕДОВАНИЯ СУЩЕСТВА ИСКУССТВА ПРИМЕНИТЕЛЬНО К ЖИЗНИ И ИСКУССТВУ»

Авторы “Тотального Художественного Действия” (ТХД-ТАА) Наталья Абалакова и Анатолий Жигалов, многие годы работавшие как живописцы, с конца 1970-х г.г. разрабатывают “глобальный” Проект “Исследования Существа Искусства применительно к Жизни и Искусству” (ИСИЖИ/в/ - ICIJI/t/). Такой на первый взгляд неожиданный переход к нетрадиционным творческим методам на самом деле закономерен и связан с внутренним кризисом живописных систем обоих художников, повлекшим за собой потребность выйти за пределы картинной плоскости в реальное пространство, что сразу же дало ряд новых измерений: собственно реальное пространство, живое время, действие, ментальное пространство и проч. Самостоятельными частями Проекта являются акции и перформансы ТХД, а также все совместные и индивидуальные работы Н.А. и А.Ж. В известном смысле Проект охватывает и всю предыдущую творческую деятельность авторов - как художественную, так и поэтическую. Следует сделать особую оговорку относительно совместной работы художников. Это не соавторство в общепринятом смысле. Объединительным моментом является не совместная деятельность как таковая, а идея реализации Проекта, в рамках которого каждый совершенно свободен в своем индивидуальном творчестве. Кроме того, некоторые работы ТХД столь специфичны, что могут быть осуществлены только одним из авторов (например, акции “Лестница”, “Последнее действии”, “Я работаю комендантом” и др.). Некоторые замыслы могут быть выполнены вообще другими людьми, например, лозунг и табло-картина “Искусство принадлежит...” исполнены художником-оформителем Л. Тарановым, что отражено в документации). Так как материалом Проекта может служить практически все - культуры прошлого и настоящего, современный художественный контекст и окружающая действительность, методы работы с этим материалом могут быть самые разнообразные, и было бы неправильно считать, будто авторы Проекта навсегда “покончили с живописью” и другим традиционным художественными способами выражения.

Деятельность авторов Проекта целиком и полностью связана с тем особым художественным климатом, который сложился в Москве с конца 1970-х г.г., и позволил выявиться новым тенденциям, принципиально отличающим ряд художников (причем совершенно разных на первый взгляд) от художников предыдущего поколения (не обязательно в возрастном плане), расцвет которых приходится на 70-е г.г. Эти тенденции - прежде всего попытка разрушить границу между общепринятым понятием художественной среды и реальной жизни, между художником и зрителем, совершенно иной подход к самому “продукту” художественного творчества. Работа идет на гипотетической границе, разделяющей искусство и жизнь, анализируется сам феномен искусства, его механизмы, его функционирование в жизни, в социуме, собственно в искусстве, его коммуникативность, идеологичность, ангажированность, его социальные аспекты. По-новому рассматривается роль самого художника. Развенчивается миф о художнике-демиурге, непонятом гении-одиночке, пересматривается модель “элитарного” искусства. Но это не просто критический анализ, пусть даже вооруженный всеми современными методами. Это прежде всего действие, творческая реализация. Иногда серьезная до смешного, иногда веселая до серьезности. Порой построенная по принципу анекдота, где “все в дерьме, а я в белой манишке”, порой по классической схеме надевания тортов на собственную голову. Но всегда вопрос к себе и другому...

Критически проверяются на практике (художественной) методы авангардного искусства наших дней и устойчивые идеи “культурного” сознания в действиях (акциях и перформансах) “Погребение цветка”, “Белый куб”, “Черный куб” (1980). Это попытка анализа и демифологизации круга устойчивых представлений, являющихся чрезвычайно важными и типичными для так называемой “русской идеи”, феномена, так или иначе оказавшего влияние на все формы общественного сознания , в том числе и художественного. Эти три перформанса осуществлены в ключе действия-антиутопии. Поэтому в них так силен деструктивный элемент, нетипичный для русского искусства в целом, но часто, если не всегда, присутствующий в народных действах, фольклоре, играх. Эти работы относятся к “Черной серии”. Структурно вся “Черная серия” связана с последним геометрическим живописным периодом А. Жигалова и живописными “помойками” Н. Абалаковой. Но живопись сходит с холстов в живое пространство, выявляя не живописное начало, а идеологическое, ментальное, эмоционально-интеллектуальное. Является ли искусство само по себе преображением действительности? Неким аналогом благодати, уводящим автора и зрителя в неведомые пределы? Заканчивается “сценарная”, демифологизирующая и провоцирующая часть “Погребения цветка” и все, по описанию одного из участников, остаются “в пустоте”, предоставленные самим себе, долгое время ожидая “спасителей-авторов”, а потом осознавая, что “спасаться” надо своими силами... Великолепный “Белый куб”, эта реализованная в “общем деле” “идея”, разделяет участников и должен быть уничтожен, чтобы восстановить человеческую общность и вернуть жизненное пространство. Все, что осталось - это “свернутая” поверхность” “Белого куба” в виде шара из грязных бинтов... Пепел “Черного куба”, властно вытеснившего участников, умещается в целлофановом пакете из-под овощей с игривой надписью “Elite”. Так что же это было? Что означает этот поток света и тьмы, огонь и дым, созидание и разрушение? “Тотальное обалдение” (В. Некрасов)? И еще какое! Рев огнепоклонников фаворского света на Красной площади в праздник Великого Труда! Или - демонстрация метода?! (“Искусство лжет”? - см. Аналитическое табло.) А где художники, которые должны якобы что-то проделать со зрителем или искусством? Ушли в ванную предаваться плотским утехам, оставив всех в “полной темноте и неведении” (по свидетельству другого участника “Погребения цветка”).

Если первые три действия, которые, кстати, правильнее назвать перформансами, а не акциями, связан с “насилием” над зрителем (хотя есть только участники, зрителей в таком неблаговидном деле нет и не может быть), вовлечением в “общее дело” и прохождением через “пороговое” состояние, в следующих работах “Черной серии” все это переносится на самих художников. Акция “Лестница” и “Последнее действие”, завершающие “Черную серию”, предполагалось осуществить на Первом фестивале перформанса в деревне Погорелово Костромской области в доме авторов Проекта, куда в начале лета 1981 г. съехались московские акционисты. И здесь мы подходим к самой трудной для восприятия теме нашего Проекта. Одно из его положений гласит: “Проект открыт для случайных и неслучайных вторжений окружающей действительности”. Речь идет о реальном вторжении, а не плоде художественной фантазии. В силу такого реального вторжения жизни (смерть деревенского мужика, сгоревшего заживо в собственной избе) осуществление акций “Лестница” и “Последнее действие”, этого “русского варианта” body—аrt со всеми отягчающими моментами русского сознания (мазохизм, многозначность, театральность, глобальность и пр. и пр.), стало невозможно. Невозможно потому, что никакие body art actions не могут конкурировать с реальностью человеческой смерти, так неожиданно вторгшейся в наш Проект. “Лестница” и “Последнее действие” были замыслены еще и как диалог с западным искусством и в частности с чешскими акционистами, с которыми мы познакомились и работали вместе в Праге осенью 198О г. Есть здесь и элементы самосожжения, пародирования. Серьезное и несерьезное вместе...

Рождение Евы , “Нашего лучшего произведения”, тоже “вторжение”. Им заканчивается один и начинается второй этап развития Проекта “Исследования Существа Искусства применительно к Жизни и Искусству”.

Параллельно с акциями и перформансами ТХД Н. Абалакова работает над большой серией “аналитических” коллажей, объединенных общим названием “Summa Archaeоlogiae”. Диалог с современными художниками - русскими и западными, - анализ их творчества, сопоставление с деятельностью авторов Проекта - вот главные темы этого цикла. Эти работы также являются составной частью Проекта, причем “S.A.” входит в него скорее по принципу “избирательного сродства”, а не чисто механически.

Дальнейшее развитие поэзии А. Жигалова, ее визуальным вариантом являются “Три конкретных поэмы” “Снег”.

Фотоакция “Солнцеворот” продолжает и развивает темы живописи художников, но в концептуальном плане и с реальным объектом в реальном пространстве, причем главный субъект - время.

“Исследование квадрата” и “Исследование круга” - депоэтизация геометрической живописи и связываемых с ней метафизических наслоений (темы “Черной серии”, но в более ироническом и псевдоаналитическом аспекте) и в частности с живописью А. Жигалова середины и конца 70-х г.г., где он уже отказывается от традиционных живописных принципов и делает в сущности жесткие схемы - “идеологемы” или “идеограммы” и “оппозиции”. Это также своеобразный “неореализм” в стилистике Проекта, тенденция к упрощению. Вообще, если начертить диаграмму работы ИСИЖИ/в, заметней станет динамика его развития, последовательный курс на “снижение”.

Лозунгом и аналитическим табло “Искусство принадлежит” (начало 1982) начинается новый этап разработки Проекта. В 1982 г. А. Жигалов “делает” новую работу: “Моя последняя работа: Я работаю комендантом в ЖСК “Квант”. Казалось бы тема не нова. Истории культуры известны примеры, когда художник или поэт сочетал творческий труд с государственной службой или научной деятельностью, и причем довольно успешно (примеры: Гете, Тютчев, Грибоедов, Набоков). Многим художникам приходилось и приходится работать ради денег. Ближе, кажется, ресторан Левайна. Бойс однажды устроил что-то вроде персонального субботника, И в чем же принципиальная разница? Да в том, что А.Ж. с марта 1982 г. устроился работать комендантом и работает действительно, за 82 руб. 50 коп. На советской работе. В совершенно реальном ЖСК “Квант”. И объявляет это произведением искусства И в качестве коменданта проводит субботник по посадке “Аллеи Авангарда”, в котором принимают участие московские художники-авангардисты. Где здесь искусство и где художник? И есть ли здесь различие между этим “произведением” и “коммунальной” темой элитарного искусства, когда художник в стенах своей мастерской может надеть на время любую маску, превратиться в Жозефа К., Плюшкина, Передонова, а сняв ее снова стать “классиком”, “мэтром”? Где пределы игры и искусства? Или игры в искусстве и игры в искусство? Когда искусство перестает быть искусством? И есть ли пределы ему, искусству, полагаемые? И кем или чем? Эти вопросы ставит Проект.

“Я работаю комендантом” - это “практическая работа” по теме “принадлежности искусства” в постоянно действующем “Лекционарии” Проекта, в котором прямо или косвенно принимают участие все художники. Другой работой в “полевых условиях” является “Наш муравейник”. Это не просто body—art, главные измерения здесь социо-культурные. Но “муравейник” не социометрическая модель, а экспериментальный опыт художественного диалога. С этой темой Проекта перекликаются последующие работы ИСИЖИ/в: “Заповедник искусства” и “Субботник по посадке “Аллеи Авангарда”, в котором участвовали московские акционисты. К этой стороне деятельности художников относится и организация экспозиции на квартире Н. Алексеева (АПTАRT) - плод общих усилий - главной задачей которой - создании живой художественной ситуации и художественного контекста, в котором могло бы развиваться актуальное искусство 80-х г.г.

С этой же целью ТХД осуществляло в коллективной работе на пленэре (“АПТАРТ в натуре”) свой перформанс/инсталляцию “Берегите искусство - наше богатство” и перформанс “Семечки” (ТХД осуществляет Проект “Исследования существа Искусства применительно к Жизни и Искусству”) в групповой выставке-событии АПТАРТ “Победа над солнцем” в сентябре 1983 г.

Абалакова и Жигалов

Москва, 1983

Тексты о ТОТАРТе | Литературные тексты | ТОТАРТ о ТОТАРТЕ о современном искусстве | Беседы и интервью

Тексты о ТОТАРТе | Интервью | Литературные тексты | ТОТАРТ о ТОТАРТЕ о современном искусстве

МОСКОВСКИЙ КОНЦЕПТУАЛИЗМ