БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

ТОТАРТ

О группе ТОТАРТ

Интервью Е. Бобринской с А. Жигаловым

ЕКАТЕРИНА БОБРИНСКАЯ. Могли бы вы дать какое-то определение перформансу? Это вид, жанр искусства? В какой мере он новый, а в какой традиционен?

АНАТОЛИЙ ЖИГАЛОВ. Наверное, перформанс можно определить как некое действо, в силу особости выбивающееся из обыденного, но организованное на базе обыденного материала, существующее здесь и сейчас. И вот это “здесь и сейчас” - всегда подчеркивается. Конечно, такие приемы были известны с древности. Скажем, символический жест библейских пророков. .. А в России был такой уникальный институт - юродство, продолжавший эту традицию. Главная идея - банальным жестом вывести за пределы банального.

Но перформанс как современный вид искусства принципиально противостоит идее символизма. Современный перформанс и явился, на мой взгляд, реакцией на постоянную символизацию знаков искусства. Задача - “здесь и сейчас” - основная суть перформанса. А дальше он может строиться на концентрации образа. Или, наоборот, на вынесении его на периферию, как делает в своих перформансах, скажем, Монастырский. Наши перформансы совершенно противоположны. В их основе предельная концентрация ситуации, и именно за счет этой концентрации в обыденном пространстве создается некое новое событие.

Е.Б. Могли бы вы подробнее остановиться на Ваших перформансах? Можно ли, например, назвать общий, постоянный для них мотив, тему? Или они каждый раз новые?

А.Ж. Для нашего перформанса очень существенны наши живописные и поэтические работы, предшествовавшие ему. То есть мы прошли как бы внутренние этапы на пути к перформансу. И этот опыт, конечно, очень важен для нас. Мы работаем сериалами, если под сериалом понимать группу работ, в основе которых лежит более или менее одинаковая структура. В первых наших перформансах очевидна устойчивая схема: конструкция - деконструкция - и возникновение нового пространства. Сначала - всегда работа по созданию какого-то пространства или объекта. Дальше идет его разрушение как единственный способ освободиться из создавшейся ситуации. И после этой деконструкции возникает , - но уже не создаваемая, не делаемая, а как бы сама собой, - новая конструкция, новое пространство, новая ситуация.

Е.Б. В Ваших перформансах очень часто фигурируют символические элементы, культурные архетипы. Какую они выполняют функцию?

А.Ж. Это, разумеется, совершенно сознательное использование если не прямых цитаций, то во всяком случае оперирование достаточно устойчивыми элементами культуры. Их роль? Во-первых, ввести ассоциативный ряд, позволяющий подвести к задаче нашего перформанса. Но есть и второй план. Слово “пародийность” для него не подходит. Это скорее постоянное ироничное соотношение с хорошо известным архетипом, символом. С ним отчасти происходит идентификация, а отчасти эта идентификация тут же снимается. Эта двойственность в подходе, с одной стороны, подвергает сомнению наличный культурный опыт, а с другой стороны - все же базируется на нем, не позволяет абсолютно от него уклониться. Наша задача, помимо анализа языка искусства и создания новых художественных ситуаций, - еще и восполнение “потерянного” языка искусства. А на сегодняшний день ключевым знаком взаимопонимания “Восток-Запад” остается русский авангард и конструктивизм. Поэтому эти цитации в наших перформансах - неизбежная ссылка, заглядывание в словарь. Вполне сознательное и ироничное. Потому что проект авангарда, его утопия нами сознательно пересматривается.

Е.Б. Можно как-то более подробно прокомментировать название Вашей группы ТОТАРТ?

А.Ж. Изначальное название всего нашего проекта - “Исследование Существа Искусства применительно к Жизни и Искусству”. Схоластическая окраска этого названия уже иронична. Такая глобальность проекта сама себя опровергает. Во-первых, мы не аналитики, а художники, и беря на себя функции еще и аналитиков, мы это делаем, разумеется, с достаточной иронией. Далее появилось самоназвание ТОТАРТ. Вкратце это можно интерпретировать как тотальное искусство в тоталитарных условиях. Тотальность его в том, что хотя не остается веры в возможность соединения искусства с жизнью, но идет постоянная проверка - где же все-таки границы искусства. В связи с этим еще один элемент наших работ - провокативность. То есть мы хотим подвести самой работой к какому-то последнему вопрошанию - что происходит? Искусство уже утекло в жизнь или жизнь вторглась в искусство?

Е.Б. Как соотносятся Ваши перформансы с социальным контекстом? Могли бы Вы как-то в целом охарактеризовать отношения перформанса с пространством социума, политики?

А.Ж. Социального в наших работах, конечно, много. Мы представители андеграунда, что предполагает всегда оппозиционное отношение к истеблишменту. И это, видимо, уже никогда не изменится. С другой стороны - социальность в наших работах это попытка выйти из того анекдотического пространства, в котором идет просто манипуляция идеологическими штампами. Пространства, которое связано прежде всего с практикой соц-арта. Мы же пытаемся и в этих штампах раскрыть глубинные архетипические слои, так как считаем, что любой социальный язык представляет собой производное от каких-то универсальных и обязательных процессов в человеческом обществе.

В большинстве наших перформансов непосредственной связи с социальным языком нет, Нас, скорее, интересуют своеобразные социо-культурные модели, которые мы рассматриваем в соотношении с действительностью, И есть ряд работ, в которых мы непосредственно вторгаемся в социальную действительность. Пожалуй, самый яркий пример - акция “Золотой Воскресник”. Я работал в то время комендантом нашего дома, что тоже было частью своеобразной акции. И как говорится, используя служебное положение, объявил в один из дней воскресник. С одной стороны, в работе было задействовано реальное пространство улицы, двора. А с другой стороны, это была чисто эстетическая задача: покрасить лавки, заборы, урны, как это и принято делать на воскресниках, но покрасить в золотой цвет. Это жест не политический, но сугубо социальный. Но в данном контексте он был прочитан, увы, слишком социально. Почему и последовал мгновенный ответ социума на этот жест.

Е.Б. А какой был ответ?

А.Ж. Ответ был тот, что я через три дня был арестован и посажен в дурдом. Если это трактовать чисто социально - ах, опять художников преследуют, - это скучно. Я считаю, что это естественная реакция любого общества на художественный жест, который переходит какие-то дозволенные границы.

Декоративное искусство” №5. 1991

Акции, перформансы, инсталляции

МОСКОВСКИЙ КОНЦЕПТУАЛИЗМ