Рассказ участника об акции «Шведагон к акции «Место действия»».

В то утро я несколько страдал от легкого похмелья. Т.е. не страдал, а, скорее, чувствовал последствия в виде не вполне спокойного восприятия действительности (чуть было не написал "адекватного"). Я даже колебался, а не пропустить ли мероприятие, потому что надо было по пути забросить на вахту театра на Таганке компакт-диск, а времени было мало. В предшествовавшие акции 7 дней я сыграл 8 спектаклей в Берлине и Москве, причем накануне вечером - два, один за другим. Очень устал. Позвонил инженеру моей пейджинговой компании. Узнал, что мне звонил Андрей Монастырский, пока я был в Берлине. Оказалось, что этот звонок не связан с планируемым мной открытием сайта "Концептуализм", а был приглашением на акцию: сбор у Савеловского вокзала, группироваться вокруг Ю. Лейдермана.

Итак, я все же явился на пункт сбора и среди множества знакомых и полузнакомых лиц увидел Веру Воляк. Впоследствии я возблагодарил судьбу за свое особенное состояние в то утро: от такой встречи я вполне мог получить разрыв сердца! Я был влюблен в Веру, мы расстались ровно за 10 месяцев до акции, в течение которых я ни разу ее не видел и ничего, почти ничего не знал о ней. Полгода назад она присутствовала на моем выступлении с Д. А. Приговым в клубе, но я ее не видел... Удивительным образом она была одета в ту же одежду, что и год назад. Я почувствовал себя Генрихом IV Пиранделло, голова сильно закружилась. Естественно, всю дорогу к Киевогорскому полю я проговорил с нею. Она сказала мне, что она меня как раз рассчитывала встретить, так как год назад мы с ней были на акции КД в Измайловском парке.

Из окон электрички замелькала с трудом узнаваемая местность. Я не был здесь лет 15 - со времени акции "Выстрел". Лобня, правда, не очень изменилась. На остановке автобуса я перекинулся с кем-то парой фраз о "Выстреле", о том, как тогда - в 1984 - я был скептически настроен перед акцией, как пролежал в "могилке" пару часов и впал в какое-то странное состояние. Юра Лейдерман по дороге к Полю сказал мне, что акции КД изучают, пишут о них курсовые работы. Указал на мемориальный щит... Лена Елагина спросила, узнаю ли я Поле?..

У самого же Поля мы с Верой как-то разошлись. Я экипировался довольно основательно: помимо пластиковых пакетов, я захватил скотч, чтобы прикрепить пакеты к джинсам. Получилось неплохо. Можно было бы, правда, взять пакеты побольше, как у Рыклина... Естественно, что я стал помогать скотчем и другим, так что к стартовой площадке подошел одним из последних. Лена Елагина раздала конверты, я услышал, что надо по сигналу красной тряпкой идти в сторону группы берез. Мне ОЧЕНЬ понравилось, что тряпка будет КРАСНАЯ. Очень люблю красный цвет. На мне, как правило, всегда есть что-нибудь красное из одежды. Вот и тогда я был одет в подаренную Верой красную рубашку. Мелькнуло вдали что-то. Я не очень понял, в сторону какой группы берез, но шагнул... Чувствовал себя опоздавшим: думал, может, что пропустил...

Сразу же я провалился по колено. Дальше в моем сознании произошло некое смещение. Необходим экскурс в недалекое прошлое:

Год назад мы вместе с Андреем Монастырским были в Фельдкирхе, провинция Форарльберг, Австрия. Местный концептуалист Герт Гшвендтнер устроил фестиваль русского искусства, преимущественно концептуального направления. В фестивале принимали участие также Д. А. Пригов, Л. Рубинштейн, В. Сорокин (к постановке местным театром пьесы которого - "Hochzeitsreise" - я написал музыку). Фестиваль проходил в Pfortnerhaus'e иезуитского колледжа, того самого колледжа, где учился Нафта, персонаж Волшебной Горы. Фельдкирх лежит в альпийской долине, и я почувствовал, что меня неудержимо потянуло взобраться на одну из вершин. В моем сознании покорение вершины связывалось как-то ассоциативно с браком. Так было у меня в 76 году - перед первой женитьбой. А тут, накануне приезда в Австрию, мне нагадали на картах таро свадьбу! Я, естественно, связывал ее с Верой, я не знал, что гадание предрекало мне не брак, а работу над "Hochzeitsreise" - "Свадебным путешествием"!

В общем, в первый приезд я ограничился всего лишь подъемом в предгорные области вместе с Андреем. Затем я вынужден был уехать на дней десять в Москву - спектакли в театре на Таганке "Москва-Петушки" ("Я облеку тебя в пурпур и крученый виссон, я увезу тебя куда-нибудь - в Лобню тебя увезу!"). По приезде в Москву что-то необъяснимое разладило наши отношения с Верой. Когда я вернулся в Австрию, мной овладело просто маниакальное желание подняться на вершину. Подхлестнули меня еще несколько совпадений: местный пастор, помогавший Андрею в его акции в Pfortnerhaus'e, попросил меня поиграть в его церкви. В тот день, когда я играл в церкви, состоялся обряд крещения девочки. Мать девочки звали Верой. Отец девочки - любитель фри-джаза, оказался альпинистом. В общем, назавтра мы с Гертом отправились в горы. Шли по очень глубокому снегу - местами до 6 м, но не проваливались, наст держал. Когда до вершины Фрешенвег было рукой подать, как мне казалось, я дал себе зарок - если коснусь креста на вершине, у нас с Верой все будет хорошо. На самом деле было не так уж близко: крест на вершине, казавшийся мне двухметровым, был высотой десять метров! Обычный в горах обман зрения. Герт - настоящий горец. Детство прошло в Тироле. Впервые спустился с гор в долину в возрасте 14 лет.

Однако сразу же после того, как мы увидели крест, Герту стало плохо с сердцем, и он заторопил меня спускаться. Собрались дождевые облака, оставаться на снегу было очень опасно. Я уговорил его подождать меня на каком-то пригорке и буквально бросился к вершине. Когда, как мне казалось, я приблизился к верхнему плато, имевшему форму генеральской фуражки, я дал себе более сильный зарок - если доберусь до 4 часов, то... и т. д. Каков же был мой ужас, когда я поднялся на плато и увидел, что оно полно снега, и снег этот подтаял и не выдерживает моего веса! Я проваливался по колено, а то и по пояс на каждом шагу. Непостижимым образом при отчаянном напряжении всех сил я все же коснулся креста за несколько секунд до 4 часов. Последние минуты две под ногами появилась почва и я побежал к пропасти, на краю которой был укреплен крест. Уцепившись за него, я стоял так минут десять: физиологическое чувство страха не давало расцепить пальцы. Пропасть под ногами была около километра. Был виден не только Фельдкирх в Австрии, но и Лихтенштейн, и горы Швейцарии. Я присел на корточки, и лишь тогда пальцы расцепились... К кресту был прикреплен компостер для удостоверений в том, что вы действительно совершили восхождение, а также объявление о том, что совершать восхождение без проводника, без специальной обуви и снаряжения категорически запрещено (под этим австрийский флаг и герб).

Путь назад был опаснее. По беспечности я попробовал спуститься не там, где взбирался. В результате оказывался на такой крутизне, что начинал скользить с ускорением вниз к обрыву. Уцепившись за какие-то хвойные кусты, тормозил и взбирался назад. Обиднее всего, что я уже видел при этом Герта, спокойно читающего сутры... Так продолжалось несколько раз.

Дальнейший совместный путь вниз был тяжелым. Снег стал таять. Я тупо, как усталое животное, шел за Гертом след в след, иногда по пояс в мокром снегу. Мы молчали. Ручейки превратились в горные потоки, настоящие водопады. Внутри было тихо, пусто и радостно.

На следующий по восхождении на Фрешенвег день я получил от Веры e-mail: в Крым летим вместе!

Так вот - на Киевогорском поле снег был точно такой же, мокрый, плотный, чуть розовый, я даже видел, - как в Альпах - каких-то насекомых в снегу... Яркое солнце, напомнившее мне альпийское. Поле было насыщено энергией - поле Коллективных Действий волшебное, как Волшебная Гора. Почему-то мне показалось, что если я приду первый, то Веру можно будет вернуть. И вот впереди меня было почти такое же снежное пространство. Я пошел вперед, и, кажется, сначала сильно оторвался от основной группы, которая шла за мной след в след. Меня просто распирало от адреналина! К середине поля я не слышал уже голосов за спиной. Примерно там же я заметил красное полотнище правее той группы берез, к которой я шел. Я стал неуверенно поворачивать к полотнищу. Я все надеялся, что снег станет менее глубоким. Но не тут-то было! Я начал немного уставать, задыхаться. К тому же я нес в правой руке конверт с документацией. Появилась мысль, а не посмотреть ли, что в конверте? Или хотя бы положить его в рюкзачок. Я посмотрел назад и увидел, что какая-то фигурка в красном идет за мной.

Нет, надо уж идти первым. Я подумал, что это кто-то из незнакомых юношей студенческого вида. Вера говорила по пути на Поле с кем-то из них.

Впереди наперерез мне проехал какой-то вездеход. Подумалось, забавное зрелище мы представляли для пассажиров этого вездехода. А что, если спросят, что это вы тут делаете? Помнится, во время "Выстрела" какой-то агроном местный или председатель колхоза приезжал на газике, ему объясняли что-то...

Когда я различил надпись "ПРИМЕЧАНИЕ" и узнал стоящих у полотнища Ромашко и Паниткова, я услышал, что меня пытаются нагнать. Оглянувшись, я увидел, что это девушка. Она, видимо, очень старалась, дыхание было весьма шумным. В этом месте снег подо мной перестал проваливаться так же легко, как прежде. Он почти держал мой вес, но в последний момент, когда я вытаскивал вторую ногу, первая тоже проваливалась. Снег стал глубже. Неожиданно я провалился по пояс. Один из пакетов на ноге порвался. Обидно быть обогнанным на последних метрах, к тому же девушкой! Впрочем, когда она достигла глубокого места, где я провалился по пояс в первый раз, я успокоился. Все же я работник физического труда, в отличие от художников, философов и поэтов. Специфика моей деятельности не позволяет мне в полной мере воспринимать все тонкости эстетики концептуализма, как сказал, кажется, однажды И. И. Кабаков на обсуждении. Естественно, что я, уже не торопясь, пришел первым. Очень приятно было видеть Андрея, Сабину с видеокамерой, Ромашко, Колю Паниткова. Вскоре по моим следам пришла девушка в красном. Люди приходили по моим следам еще долго. Последние шли уже не по следам, а по настоящей тропинке, совершенно сухие. Для меня акция была законченной. Я почувствовал такое же состояние пустоты и радости, как после спуска с Фрешенвег. Как-то совсем не думалось. Только смутные, безотчетные ощущения. Мне не очень понравилась идея разрезания красного полотнища, показалась немного кощунственной. Я нехотя отрезал какой-то кусочек с краю. Причем ножницы не резали, а жевали его. Кусочек получился какой-то лохматый, звездообразный. Я положил его в задний карман джинсов и, забыв о нем мгновенно, протаскал этак с неделю. Никакого объяснения акции мне не было нужно. Все было самодостаточно и исполнено для меня многих смыслов. Что-либо анализировать не было ни малейшего желания. Постепенно, по мере удаления от Поля, мне стало казаться невозможным все это - исполнение загаданного желания, зарок, возвращение Веры. Внутри стало еще более спокойно и пусто. Придя домой, как и после акции "Выстрел" 15 лет назад, я сразу же уснул.