Дорогой А.М.!
В данном случае я чувствую необходимость написать отчет об акции, поскольку она была проведена в отсутствии автора и ты как автор можешь узнать о реализации собственного произведения только через документацию: видео, фото, текст…
Сначала о подготовительном этапе. В первый момент я сомневалась, что организаторы поэтического фестиваля согласятся на проведение акции без присутствия автора, да еще и заплатят за это деньги (гонорар). Ведь такого рода событие основывается на понимании образа поэта в аурическом смысле. Поэтому по телефону я стала им истолковывать твою позицию, что, мол, отделение сферы авторского проекта от сферы технического исполнения касается сути концептуальной эстетики, что, кроме того, твоя установка реагирует на проблему: как сегодня вообще еще можно заниматься искусством перформанса, не попадая в эпигонство того, что было сделано 30 лет назад, например, Германом Ничем (Nitsch) и т.д. И, действительно, я считаю, что с эстетической точки зрения было правильно твое решение не приезжать на этот фестиваль. Если бы ты сам исполнил эту акцию, то возник бы образ дикого шамана с Востока (с поэтическими амбициями), а так- через техническую реализацию акции другим человеком- добавился момент дистанцирования и появилась возможность для разных форм рефлексии- загадка вместо прямого воздействия.
Для конкретного обсуждения организации фестиваля мы встретились с Норбертом Вером (Wehr) и Томасом Клингом (Kling). Я снабдила Вера информацией о КД (статьи, каталоги и т.п.), потому что он, как ведущий программы, хотел сказать об исторической роли КД и о жанре "Поездок за город" и его функционировании в московской среде. Такая информация, конечно, создает определенную преднастроенность для восприятия акции. В обрамлении предварительных объяснений это уже будет не совсем спонтанное восприятие, а восприятие исторически сложившихся структур. Если люди уже слушали рассказ о реакции, например, Кабакова, о его мистических переживаниях событий, о сорокинских "пустышках" или ануфриевских "бандитах", то можно уже сравнивать прежние формы восприятия и свои собственные. Возникает вопрос: а тут так же как там воспринимается, или по-другому?
Томасу Клингу я передала перевод проекта для сотрудников музея, чтобы они могли приступить к подготовительным работам. Клингу, как поэтическому гению, конечно, было не очень приятно оказаться в роли исполнителя, и он в своей экспрессионистической манере кричал: "Монастырский старомодный! Это уже только история!". Почему-то он еще кричал: "И я еще должен искать 28 садовников!". Надо сказать, что тот единственный садовник, который был нужен, легко согласился.. Этим садовником оказался рейнский человек с юмором, который любит ходить в таких же клетчатых рубашках, как и ты. Перед прощанием мы все вместе выбрали на территории ракетной базы место для проведения акции.
День акции. Территория ракетной базы, конечно, всем действиям, которые там происходят, придает особое значение. Топография играет решающую роль. Эта база- отдаленное место. Если нет машины, туда трудно попасть. На электричке (S-Bahn) нужно ехать в Дюссельдорф, там пересесть на другую электричку в Нойсс (Neuss), потом на автобусе и еще пару километров пешком.
Если приезжаешь по шоссе, слева- музейный остров, на котором виден то павильон современного искусства, то старокитайского искусства, то еще какой-то. Прекрасный идиллический пейзаж у речки, луга, птицы… вдали дамы на лошадях. И еще какие-то дюссельдорфские художники тут живут как на даче.
Нас поселили в доме для гостей ("розовый дом"), который произвел на нас очень большое впечатление своим картинным интерьером: в холле висят настоящие Брейгель, Кранах и т.д. Паша Пепперштейн, например, спал под Пикабией, а в моей комнате висели старые китайские рисунки…
С другой же стороны шоссе- напротив музейного острова- находится бывшая ракетная база НАТО, которую недавно приобрело музейное общество для проведения различных культурных мероприятий. Вот такое вот посткапиталистическое меценатство!
Подъезжаешь к шлагбауму, выходишь из машины. У шлагбаума нужно сказать в микрофон, что хочешь попасть на базу. Потом тянуть рычаг- шлагбаум открывается. Дальше нужно проехать еще примерно километр- "степь да степь кругом"- появится забор, и через ворота въезжаешь на базу. Там бывшие ракетные шахты, бункеры и- как я их называю- "серебряные бараки", где живут стипендиаты- художники, литераторы, ученые. И здесь же еще новопостроенные здания для чтений, концертов, выставок, дискуссий и т.д. То есть возникает очень специфическая "загородность". С одной стороны- музей, с другой- памятник холодной войны, музеефикация недавней политической ситуации на оси запад-восток. А у приезжих русских поэтов, на которых еще пару лет назад были направлены хомбройхские ракеты, возникли почему-то ассоциации с лагерем (архипелаг ГУЛАГ), что отразилось в их замечаниях по этому поводу. Я, например, хотела им объяснить, что Клингу как стипендиату дали башню для поэтической работы, и сказала: "Они дали ему вышку". Рубинштейн сразу заметил, что в зоне это означает еще и другое, а именно, что ему дали самый высокий штраф. Пригов добавил: "Да, главное попасть в зону"- имея в виду, что любое действие может стать художественной ценностью, если есть особое музейное обрамление: зона как музей.
После чтения Рубинштейна Вер как ведущий немного рассказал об истории "Коллективных действий" и в конце попросил публику выйти из зала и отправиться на территорию напротив здания. Я со стопкой фотокопий твоего текста поспешила вместе с Пепперштейном, который мне помогал, вперед, чтобы по дороге включить видеокамеру. На выбранной территории уже все было подготовлено. Садовник Хорст Дитц (Horst Dietz) очень серьезно, профессионально относился к исполнению проекта. Он уже с утра расставил все палки, точно все измерив, и расположение палок соответствовало реальным географическим направлениям, которые были указаны на этикетках (это была его амбиция, как он мне объяснил, чтобы было реальное, а не только абстрактное соответствие, которым автор ограничился в проекте). Во временном отношении он немного изменил план. Как только пришли зрители, он сразу начал разрезать веревки и наматывать их на палки, что заняло около 20 минут. Видимо, ему показалось, что все действие (если перед публикой вбивать палки и привязывать веревки) будет чересчур долгим и что публика не выдержит или, может быть, ему будет неприятно так долго действовать перед публикой.
Зрители постепенно приходили на территорию, некоторые сомневались: остаться рядом или войти в огороженное пространство. Я начала раздавать листы с текстом. Пожелание автора пока не переводить текст многим показалось смешным. Атмосфера вообще была как на каком-нибудь party (как люди мне сами говорили). Все ходили туда-сюда, не было впечатления тесноты. Все разговаривали и иногда смотрели на садовника. Я была довольно занята и чувствовала себя в роли хозяйки party. Иногда гости задавали мне вопросы: "Что еще будет? Что надо делать? Как долго еще?". Я фотографировала и следила за видео.
После изготовления предметов садовником Клинг жестом то ли учителя в пионерском лагере, то ли ведущего какого-то telegame-show собрал публику в группу и прочитал им перевод твоего текста на листах: "VIER GEGENSTANDE ZUR EINFRIEDUNG, IHRE HERSTELLUNG UND IHR LITERARISCHES SCHICKSAL". Мне кажется в этом тексте слово "огораживание"- ключевое. Оно описывает не только действие, проведенное с группой зрителей, но и отсылает к общей пространственной ситуации ракетной базы. За веревками (внутреннее ограждение) ведь следовало внешнее ограждение: забор, потом шлагбаум. Так что эстетическое действие дублировало чисто прагматические действия огораживания. Может быть как раз этот тавтологический жест снял тяжесть атмосферы воспоминаний о холодной войне и возникло впечатление легкости общения как на какой-то party. А с другой стороны, может быть, этот эстетический эффект "облегчения" был возможен только из-за жесткой выделенности территории, на которой происходило действие. В немецком переводе получился интересный, немножко другой, оттенок в значении слова "огораживание". Если по-русски слово "огораживание" в переносном значении скорее всего соотносится с процессом урбанизации как с внутренней проблемой в России, то немецкое слово EINFRIEDUNG, которое я нашла- оно тоже с двойным значением, относится к процессу создания мира. И это значение можно рассматривать в международном контексте бывшей функции этой территории. То есть возникли такие эстетические удваивания.
В конце была снята "официальная" групповая фотография перед вышкой и серебряными бараками. Зрители держали в руках листы с текстом (фотограф Уте Ланганки (Langanky)). Конечно, все поэты в общей группе отличаются своей "павлинностью" (как ты сказал мне по телефону, когда получил фотографии). Они выделяются особой артистической позой, стилизацией своего художественного имиджа. Но в данном случае главный павлин находится за кадром. Виртуальный автор (как Вер в своем введении обозначил твою позицию в контексте современной симулятивной эстетики) одновременно и архаический культовый автор с демиургическими амбициями, автор, который даже в своем отсутствии- не шевельнув пальцем- может реализовать свое произведение и превратить присутствующих зрителей в своих персонажей, носителей своего текста.
Бохум, 6. 6. 1996
aus:
Kollektivnye dejstvija: Poezdki za gorod, 7-9, Moskau 1990 – 2006