Пятнадцать лет спустя, я вновь отправился на акцию КД. Последний раз это случилось зимой 2000 года в солнечный, красивый и морозный день. Начиналось новое тысячелетие, и в самой акции «Рыбак» было нечто похожее на прокладку нового пути, новых рельсов, по которым поедет поезд нашего восприятия новой эпохи. У всех было приподнятое настроение, помню басок всегда подшучивающего Володи Мироненко, дребезжащий смешок и пронзительный взгляд Паши Пеперштейна, загадочную улыбку Маши Чуйковой, румяные от мороза щеки Кати Бобринской…
Через пятнадцать лет я снова оказался в машине КД, едущей из Москвы в сторону Киевогородского поля. Во время поездки я пережил сильное ностальгическое чувство, которое нарастало. Приехав на поле, мы пошли к месту акции. Как всегда, необязательные разговоры по пути, шутки и междометия начали усиливать напряжение ожидания. Мы шли по просеке, окруженной осенним лесом, хмурое небо висело над нами, собирался дождь. Наконец, оказались на нужном месте, где был расстелен фиолетовый круг с белыми цифрами. Симпатичный, как бы выпавший из времени подросток по имени Петя запустил дрон, который стал стремительно подниматься вверх, фиксируя на камеру круг и нас, стоящих вокруг. В отличие от большинства акций КД, связанных с плоскостью поля и движению по нему, эта акция была связана с движением вверх от плоскости, как бы осваивая новую степень свободы. Стоя и наблюдая за перемещениями красивого дрона во влажном осеннем воздухе, я подумал: а что если повторять теперь все старые акции КД, фиксируя их только строго сверху? Эта мысль заставила меня рассмеяться. Акция «SUMMA» была достаточно лаконичной. Дрон, отлетав свое и зафиксировав нас, сел на землю. И снова знакомое, ностальгическое – быстрый спад напряжения после акции, всеобщее расслабление, реакция участников на картинку дрона, довольный смех Андрея: все случилось. Сделали по глотку водки, стали закусывать, обсуждая акцию уже как данность. Безусловно, она отличалась от многих других своей какой-то быстрой красотой и лаконичностью. В ней было какое-то красивое игнорирование земного, завораживающее высокомерие. «Вертикальное, слишком вертикальное», - подумал я удовлетворенно. Безусловно, акция суммировала предыдущий опыт, как бы подводя черту под всем тем, что было создано на поле за эти четыре десятилетия. И эта черта была вертикальной.
Сели в машину, она стала двигаться «от окраины к центру». Покинутое нами поле ощущалось. Оно лежало там, за спиной, как место, с которым не хотелось прощаться.