Мартовская акция КД с портретами немецких романтиков требовала от участников большего физического напряжения, чем прежние работы группы. До места действия надо было идти более двух километров по снегу, который снизу уже начал подтаивать. Она начиналась в том же месте, где несколько лет назад проходила акций «Рыбак», но тогда нужно было просто выйти на близлежащее поле…
Состав участников акций КД за эти годы также сильно изменился. На них стала преобладать молодежь, вооруженная кинокамерами и фотоаппаратами. Акции проходят под назойливый треск камер и щелканье аппаратов.
Шли мы, думаю, минут сорок. Дорогу надо было прокладывать по целине.
Одним из главных впечатлений акции был энтузиазм, с которым это делали сначала Вадим Захаров, потом Юрий Альберт, а после него недолго Юрий Лейдерман, представители группы, которую Сабина Хэнсген называет «кельнской фракцией». Мы и живущие за границей люди воспринимаем время по-разному. Для них участие в акции было возвращением в прошлое, в конец 70-х-начало 80-х годов, в период становления эстетики КД. Изменения, произошедщие за последние годы, их как бы не затронули.
Сзади до меня постоянно доносились команды Андрея: «Впереди завал, возьмите влево, обогните бревно, а потом направо!» Наконец, мы вышли на огромную поляну, в центре которой был, как почти всегда в акциях КД, оставлен магнитофон с записью, которую с опушки было почти не слышно. Затем к деревьям, окружавшим поляну, были прикреплены ксероксы портретов шестнадцати, кажется, немецких романтиков. Расстояние между ними было примерно равным, и все их связывала веревка.
Я спрашивал себя, как видит происходящее молодежь; она периодически сбивалась в кучки, пила, и живо обсуждала что-то, как мне казалось, свое, не относящееся к акции. Когда же они к ней подключались, работа КД становилась для них не более как объектом фиксации.
Я оказался в центре настоящей оргии фиксирования. А ведь, подумалось в тот момент, эстетика КД создавалась не для всего этого треска, а для созерцания, для того, чтобы выгородить пространство созерцания. Однако, похоже, я был едва ли не последним человеком без фотоаппарата на празднике отвлекающей от созерцания фиксации того, что таким образом зафиксировано быть не может.
На обратном пути Андрей с гордостью рассказал, что поле они нашли через Интернет, благодаря какой-то американской программе спутниковой сьемки. Другими словами, и место было сначала зафиксировано на камеру со спутника, а потом выбрано в качестве места проведения акции. В отличие от первоначальных работ КД, в этой почти отсутствовал связанный с местом компонент индивидуального воспоминания. Киевогорское поле было местом воспоминания, создания групповой памяти; здесь же мы имеем дело с симуляцией групповой памяти.
Возможно необходимость в ее создании исчезла вместе с идеологией, от которой надо было дистанцироваться, и осталась лишь потребность в трансляции некоего опыта на ставшую безличной аудиторию.
Эстетический вакуум, в котором мы оказались, скорее всего связан с тем, что мы еще не научились ориентироваться в стремительно меняющихся условиях и пытаемся приспособить к ним старый инструментарий, который отторгается ими. Образно говоря, мы стали эстетически невменяемы, и поэтому пытаемся с помощью фиксации решить задачи, относящиеся к сфере воображения.
КД существует более тридцати лет. Это своеобразный рекорд. Но является ли они теперь, в 2007 году, той самой группой, какой я застал ее в 1987 году, когда впервые принял участие в акции? Не является ли the brave new world, чьи очертания сложились в последние годы, столь же непроницаемым для ее первоначальной эстетики, как мир ее новых зрителей?
Это не праздные вопросы, и мне было интересно узнать, что думают об этом многочисленные люди с кино-и-фотоаппартами, посещающие и снимающие акции КД.
Москва, июнь 2007 г.