БЕЛЫЙ ТЕКСТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ
ЧЕРНЫЙ ТЕКСТ НА БЕЛОМ ФОНЕ

Ю. Лейдерман

ИНДИЙСКИЙ ЛОТОС, КИТАЙСКИЙ ЩИТ.

Рассказ об акции "Средства ряда".

Мы вышли на край Киевогорского поля и Андрей объяснил мне, в чем заключается моя задача. Тут поначалу возникла даже некоторая нервозность, так как из-за близорукости и разности в росте я никак не мог разглядеть сами ангары. Точнее, я видел их, но белые крыши казались просто снежным холмом. Находясь еще в некоторых сомнениях, я взял предложенные мне коробку и круг и пошел с ними по полю, волоча круг на ремне за собой. Надо сказать, что лепной плафон в виде декорированного круга с дыркой посередине сразу напомнил мне какой-то древнекитайский щит.

Когда я вышел на поле, все сразу прояснилось - я четко видел краешки ангаров и, следуя инструкции, стараясь не отрывать от них взгляда, прочерчивал траекторию через поле. По идее, здесь должна была получиться более-менее идеальная дуга, однако, из-за мелких неровностей поля мой путь оказался сложной вихляющей линией, как бы прочерченной дрожащей рукой - со всякими мелкими петлями и зигзагами. Надо сказать, идти было очень приятно и моя задача, простая и занимательная, доставила мне массу удовольствия. Я расценивал эту вещь как некое возвращение к чисто топографическим, векторным акциям КД - таким, как " Глядя на водопад " или, например, очень важному для меня " Описанию действия " - первой акции 3 тома, в которой Кабаков наблюдал, как Панитков " краевым зрением " регулировал перемещения вдоль краев поля Монастырского и Ромашко, своего рода здесь " ходячих ангаров ". Именно при наблюдении за этими перемещениями у Кабакова возникла иллюзия несуществующей веревки, связывающей Монастырского и Ромашко, - иллюзорной веревки, которая получила в последующих вещах 3 тома все усиливающиеся дискурсивные вознесения и стабилизации.

Однако, возвращаясь к моему маршруту, здесь правильнее говорить, наверное, не о ретроспективном возвращении, а о разграничении: я как бы отделял более раннюю, параноидально-топографическую часть поля от более поздней - "ангарной ", шизоидно-интерпретационной. Это разделение вполне совпадало с моими прогнозами того времени, по которым " наша ситуация " в будущем виделась мне менее интерпретационной, более графичной и, одновременно, более экзистенциально напряженной, поскольку графизм её должен будет основываться не на коллективной рефлексии, а на каких-то личных состояниях и аффектах. Таким образом, при моем перемещении по полю слева от меня оказывалась зона видимости ангаров как зона уже угасающей ситуации, а справа - зона прошедшего, полузабытого, но долженствующего вернуться к нам " уже на новом уровне ". Занятый этими размышлениями, я добросовестно следил за ангарами, стараясь все время идти так, чтобы видеть только самый край их крыш, и в то же время бормотал про себя что-то вроде: " Возвращение к линеарности! ". Когда я спотыкался в снегу, из коробки в левой руке доносилось какое-то позвякивание. Я предполагал, что там спрятана немецкая музыкальная шкатулка. Еще меня занимало постепенное изменение положения собственной головы: начиная свой путь, я смотрел вперед и вбок, потом уже строго вбок, дальше вынужден был вывернуть голову максимально назад. А последнюю часть пути, чтобы не упускать из виду ангаров, мне пришлось пятиться. Забавно, что несмотря на всю извилистость совершенного пути, в конце я вышел прямо к правому дальнему от меня углу поля, туда, где заканчивается недавно поставленная ограда.

Когда я дошел до края поля, я взвалил круг на спину, отчасти для того, чтобы он еще больше напоминал щит, и отправился обратно разыскивать Сабину и Андрея. Из-за ряда обстоятельств в те дни у меня все время крутился в голове сюжет борьбы древнекитайских царств У и Юэ, описанной в книге " Го юй ". И я представлял себя юэским воином, бредущим со своим круглым щитом на спине. За несколько дней до акции мне пришел в голову сюжет странного видеофильма, в котором должна была фигурировать девушка в " Юэской шапочке ", в то время как я за кадром читаю отрывок из "Го юй". Замечательно совпадение этой идеи с третьей частью заснятого тогда на поле видеофильма. В коробке, которую я нес по полю, оказалась фигурка неваляшки в странной шапочке, идентифицированная Андреем как Шарипутра, реципиент " Хридая-сутры ". В третьей части видеофильма Андрей читает за кадром текст этой сутры в то время как фигурка стоит в центре плафона, ассоциирующегося здесь с буддийским лотосом. Все происходит примерно также, как и в моем замысле, только различаются формы шапочек и, соответственно, традиции произносимых за кадром текстов: буддийского и конфуцианского. Переключателем между ними оказываются традиционализирующие аллюзии круглого плафона / индийский лотос - китайский щит / - " средства ряда ", с помощью которого я отделял померкшую шизоидность ссылок и поглядываний от обновленной параноидности переживаний и аффектов.